Книга Атеисты в мундирах. Советские спецслужбы и религиозная сфера Украины - Дмитрий Веденеев

В феврале 1954 г. начальник 6-го отдела 4-го (секретно-политического) Управления МВД УССР полковник В. Сухонин сообщил начальнику 4-го отдела УМВД по Одесской области полковнику Юферову: по оперативным данным в Одесскую ДС намечается прием исключенного из 2-го класса (так в документе) КДС Михаила Гончаренко, «подозреваемого в принадлежности к церковно-монархическому формированию «ИПЦ». Ставилась задача «через агентурные возможности» не допустить приема упомянутого молодого человека. Вскоре последовал и ответ Юферова о том, что М. Гончаренко «принятыми мерами на учебу не допущен»[718].

Признаем, что современникам сложно даже представить то тяжкое духовное и психологическое состояние, в которое власти и спецслужбы вводили руководящий и преподавательский состав духовных школ. Однако, вынужденно идя на уступки власть предержащим, они оставались добрыми пастырями и заботливыми наставниками, учителями будущих священнослужителей. Как вспоминал (2008 г.) о периоде учебы в Киевской духовной семинарии клирик Псковской епархии о. Павел Адельгейм (чей отец был расстрелян, мать репрессирована, а сам он проживал на спецпоселении в Караганде, став затем послушником Киево-Печерской лавры), «семинарская жизнь была… светлым и радостным периодом моей жизни. У нас были замечательные педагоги. Ректор протоиерей Николай Концевич и инспектор протоиерей Константин Карчевский. Незабываемые люди…». Показательно, что будущему священнику пришлось уйти из КДС «по собственному желанию» уже в разгар «хрущевской оттепели» под давлением нового ректора, игумена Филарета (Михаила Денисенко).

Об идеологическом рвении последнего, вспоминал о. Павел (в 1964 г. закончивший Московскую духовную семинарию), свидетельствует такой эпизод, связанный с празднованием Первого мая, которое в «1959 году пришлось на Великую пятницу, день сугубого поста. Филарет назначил торжественное собрание, во втором отделении хор с патриотическими песнями. Леня Свистун предложил мне пойти к ректору с протестом. Мы пошли, и Филарет произнёс воспитательную речь о любви к советской власти: “я сын шахтера, стал архимандритом и ректором. При какой другой власти это могло бы случиться? Под чьим небом вы живёте? Чей хлеб едите? По чьей земле ходите? Вы неблагодарные, вас советская власть учит…” и т. д. Это была последняя капля»[719]. Ради справедливости необходимо отметить, что игумен Филарет как ректор прилагал немало усилий перед властями для сохранения Киевской духовной школы, однако административно-атеистическое давление оказалось куда сильнее, и в 1960 г. КДС закрыли.

Наряду с подобного рода административными преследованиями ряд студентов духовных школ стали объектами жестоких незаконных репрессий. В этом отношении показателен пример видного участника духовной жизни Украины, заслуженного регента Украины Михаила Семеновича Литвиненко[720]. 28 мая 1952 г. сдавший выпускные экзамены студент КДС Михаил Литвиненко был арестован и 13 августа 1952 г. осужден к 25 годам лагерей. Отбыл в тяжелейших условиях лесозаготовок 3,5 года («как удалось выжить – этого рассказать просто невозможно», – вспоминал он), досрочно освобожден по амнистии в 1955 г.

По словам самого М. Литвиненко, его одноклассник по семинарии Николай вел слежку за соучениками: «при этом он всегда носил с собой толстый учительский журнал, никогда не выпускал его из рук, клал на ночь под подушку. Когда мы однажды захотели взять почитать при нем этот журнал, у него произошла чуть ли не истерика. Мы испугались и оставили его в покое. Я догадывался, что там было что-то нечистое. Оказывается, он фиксировал абсолютно все: разговоры, путешествия, отношения с ректором, инспектором, всеми преподавателями…». Арестован же регент семинарского хора был на основании заявления-доноса соученика Евгения К., который «охарактеризовал меня как националиста, на этой почве мне и прилепили этот национализм»[721].

Согласно сохранившейся переписке 2-го (антирелигиозного) отдела 5-го Управления МГБ УССР 4-го (секретно-политического) Управления МВД – КГБ УССР, М. Литвиненко стал объектом агентурно-оперативной разработки. Ее непосредственно вели старший оперуполномоченный 2-го отдела майор Т. Неминущий[722], следователи Следственного отдела МГБ УССР, майоры Береза (заместитель начальника отделения), Харюта и Рюмков. О методах «воздействия» на подследственных упомянутого Березы можно судить по заявлению на имя Н. Хрущева (25 января 1954 г.) осужденной к 10 годам лагерей Марии Карточенко[723]. По словам М. Карточенко (имевшей тяжелую производственную травму, лечившейся в киевском психоневрологическом институте), этот следователь бил ее сапогами, головой о стену (что впоследствии повлекло хирургические операции), неоднократно помещал в карцер, запугивал, за возможные жалобы обещал посадить на 25 лет. Примечательно, что «вещественными доказательствами» по делу «социально опасной» женщины фигурировали изъятые у нее списки молитв, акафистов, машинописные тексты молитв иконе Богородицы «Всех скорбящих радость»[724].

Судя по всему, бесчеловечный характер следствия по делу семинариста (даже по меркам того времени) вынудил провести служебное расследование действий Неминущего. Из его объяснений, в частности, следует, что «компрометирующие материалы» на М. Литвиненко собирались достаточно длительное время. Была выдвинута версия о существовании среди семинаристов антисоветского кружка (якобы узнав об аресте Литвиненко, говорилось в материалах, группа студентов за обедом высказывала встревоженность и рассуждала, как долго они смогут продержаться на допросах и не выдать единомышленников).