Книга Черчилль быть лидером - Дмитрий Медведев

В-третьих, будучи любителем оказывать небольшие, но приятные знаки внимания, Черчилль подчас проявлял невнимательность к своим подчиненным. Упоминая эту особенность, Норман Брук объясняет ее тем, что «ум Черчилля был сосредоточен» на «более важных делах» [1269] .

«Когда он был поглощен решением какого-то вопроса, он полностью посвящал себя решению стоящей перед ним задачи и становился практически невосприимчивым к другим проблемам», – дополняет Джон Колвилл [1270] .

Однажды, во время визита во Францию, Черчилль сказал сопровождавшим его генералам, что время отправки в Англию – утро, 5 часов 45 минут. Когда наступил назначенный час и генералы собрались у самолета, выяснилось, что их шеф передумал вылетать столь рано. Он решил поспать до семи часов утра, позавтракать и только потом отправиться на аэродром. Сопровождавшие его военные все это время слонялись без дела, даже не имея возможности поесть [1271] .

Джон Пек, один из секретарей Черчилля, составил от имени своего шефа шутливое письмо, которое пользовалось большой популярностью в секретариате.

Отметка « Сделать сегодня ». «Прошу вас подготовить для меня шесть новых офисов. В шесть часов каждого вечера я буду вас информировать, какое из помещений я выберу для своего ужина, ночной работы и сна. Необходимо, чтобы в указанных помещениях было предусмотрено все необходимое для миссис Черчилль, двух стенографисток, трех секретарей и Нельсона [1272] . В офисах должны иметься бомбоубежища. Также необходимо предусмотреть площадку на крыше, чтобы я смог наблюдать авианалеты. Все работы должны быть закончены к понедельнику. И последнее, в рабочие часы – с семи часов утра до трех часов ночи – в указанных помещениях не должно быть слышно никаких посторонних шумов и стуков».

По словам Джона Колвилла, это письмо, «хотя и пародия», «не слишком далеко от истины»

«Уинстон мог жаловаться на задержки, которых на самом деле не было, – продолжает Колвилл. – Он мог в самую последнюю минуту поменять тщательно разработанные планы. Он мог перенести встречу, как ему было удобно. Кроме того, он постоянно требовал любезного и обходительного поведения, что доставляло массу хлопот уставшим сотрудникам его аппарата» [1273] .

Как-то Черчиллю понадобилась срочная информация от одного из членов штаба военно-воздушных сил. Каково же было его удивление, когда он узнал, что этот человек взял на несколько дней отгул. Потребовалось вмешательство близких к премьеру людей, чтобы отговорить его от снятия ничего не подозревавшего офицера с занимаемой должности [1274] .

«Уинстону никогда не приходило в голову, что кто-то может устать или перетрудиться, – констатирует его секретарь. – Он мог немедленно послать за кем-нибудь, принимающим ванну, даже не отдавая себе отчета в том, что человеку нужно время на то, чтобы одеться. Во время обедов в Чекерсе он часто посылал меня к телефону. И когда я, прекрасно зная, что телефонный звонок может спокойно подождать, пытался донести это до него, никакие возражения не принимались. Несмотря на подобное поведение, то, что в общении с другим человеком вызывало бы негодование и обиды, в случае с Черчиллем принималось с удивительной невозмутимостью. Причем это касалось не только секретарей, но и стенографисток, которые нередко засиживались до трех-четырех часов утра» [1275] .

Преданность и хладнокровие стенографисток вызывает тем большее уважение, что работа до утра была еще не самым неприятным моментом. Куда больше нервов и сил требовали бесконечные диктовки, утомлявшие как своей длительностью, так и неразборчивостью того, что говорил британский политик. В частности, Элизабет Лэйтон писала после очередного утомительного дня своим родителям:

«Сегодня мистер Черчилль был не в самом хорошем расположении духа. Он неожиданно сказал мне: „ Gimme t-gr-spts-pk“ , что означало „ Give me a toothpick “ [1276] . Я осмотрелась вокруг и, не увидев зубочистки, стала рыскать в сумке, где подобного рода предметам самое место. Не прошло и тридцати секунд, как раздался надменный голос: „Мисс Лэйтон, хватит суетиться, обратитесь к Сойерсу (слуга Черчилля. – Д. М .)“. Я не могла не изумиться от подобных слов. Дальше последовала диктовка. Обнаружив, что в одном месте я вставила „ Somehow I think it right “ (на самом деле я подумала, что именно так он и сказал), Уинстон спокойным тоном произнес: „Нет, нет, я сказал now the time is right “, сделав акцент на „ now the time “. Я исправила и вернула ему. Здесь раздалась вспышка ярости: „О боже! Девушка, разве нельзя написать это правильно второй раз, я сказал ripe , ripe , ripe – P , P , P !“ Несмотря на мою оплошность, он быстро меня простил и был очень учтив оставшееся время» [1277] .

Коллега Элизабет Лэйтон Патрик Кинна описывал процесс диктовки следующим образом:

«Если вы проявите безрассудство и попросите Черчилля повторить какое-нибудь слово, он, скорее всего, вый дет из себя, поскольку ваше вмешательство нарушает ход его мыслей. Он никогда не делает пауз. Кроме того, из-за легкой шепелявости не всегда легко разобрать, что он говорит» [1278] .

Помимо сложностей в стенографировании, Патрик Кинна также стал свидетелем другого качества своего шефа – любви к шуткам. В 1944 году, во время возвращения из США, самолет с премьер-министром стал терять высоту. Черчилль сказал, что в сложившейся ситуации следует разгрузить машину, выкинув за борт несколько пассажиров. Поймав на себе удивленный взгляд молодого секретаря, политик широко улыбнулся и произнес:

– Вас, Патрик, выбрасывать нет смысла. Вы – только кожа да кости, из вас даже сэндвич с ветчиной не сделаешь [1279] .

Кинна засмеялся, но далеко не у всех подобные реплики вызывали аналогичную реакцию. Однажды Черчиллю подарили льва по имени Рота. За восемь лет Рота дал многочисленное потомство, что вызывало гордость как у служителей зоопарка, так и у эксцентричного владельца «царя зверей». Черчилль часто брал с собой в поездки фотографии любимца и во время одного перелета решил поддразнить своего секретаря.

– Если я буду недоволен вами, отдам ему на съедение, – заявил премьер бедному юноше, показывая фотографию льва с разинутою пастью. – Мяса ведь сейчас не хватает.

Секретарь сообщил в Лондон, что у премьер-министра начался бред. Черчилль был настолько удивлен его реакцией, что вставил этот эпизод в свои мемуары [1280] .

Мисс Лэйтон подметила еще одну особенность Черчилля-руководителя. Естественный в проявлении эмоций, он иногда выходил из себя, не стесняясь окружающих.

«Его гнев был подобен вспышке молнии и являл собой жуткое зрелище, хотя и носящее кратковременный характер, – пишет об этом же Колвилл. – Уинстон мог вести себя очень оскорбительно по отношению к тем, кто работал на него, при этом практически никогда не извиняясь за свое поведение» [1281] .

Когда его однажды одернули за нелицеприятные слова в адрес подчиненных, Черчилль тут же ответил:

– Если мы победим, это никого не будет волновать. Если же мы проиграем, тогда вообще не о ком будет волноваться [1282] .