Книга Вельяминовы. Время бури. Книга первая - Нелли Шульман

Его звали Петром, фамилии он не упомянул. От нее пахло чем-то горьковатым, свежим, она, прикуривая, касалась его руки. Воронов разозлился:

– Какого черта? Англичане ходят на свидания с местными девушками, и остальные тоже. Но я не знаю, что делать…, – он покраснел. Тони, лукаво, сказала:

– Здесь очень жарко. Если вы закончили дела, – она кивнула на списки, – я бы выпила лимонада, в кафе. Или холодной риохи…, – глаза у нее были светло-голубые, большие, прозрачные. Петр поймал себя на том, что ему наплевать на бдительность:

– Один раз, – сказал он себе, – один только раз. Никто не догадается. Или не один…, – ему, отчаянно, хотелось прикоснуться губами к длинным, темным ресницам:

– Не один раз, много. Всю жизнь…, – Тони соскочила со стола, они стояли совсем рядом. Девушка была высокой, но все равно, ниже его. Белокурые волосы немного растрепались:

– Подождите внизу, сеньора Антония, – попросил Петр, – я отнесу списки, и мы пойдем в кафе…, – он быстро сгреб документы. Тони застучала каблучками по лестнице. Воронов отправился в канцелярию. Из-за двери товарища Каррильо доносился ядовитый, голос:

– Вы мне предлагаете искать в Мадриде высокого, светловолосого, голубоглазого мужчину, отлично владеющего оружием? Предложили бы сразу искать иголку в стоге сена!

Петр насторожился.

Второй голос гневно возразил:

– Да, я не знаю его имени! Я только знаю, что он немец, и у него в кармане ваше национальное достояние, бесценный рисунок. Он покушался на убийство! Пошлите телеграмму в Валенсию, в конце концов. Вам все подтвердят, сеньор Каррильо! Я приходил сюда вчера ночью, но вас не застал…, – мужчина говорил на бойком испанском языке, но у него был сильный акцент.

– Я был на фронте, – глава комитета охраны порядка чиркнул спичкой, – чего, судя по всему, нельзя сказать о вас. Я не видел ваших документов, и не уверен, что они у вас вообще есть. Вы мне предлагаете напечатать плакаты о розыске, на основании непроверенных сведений…, – дверь задергалась, голоса стали неразборчивыми.

Отдав списки, Петр остановился на лестничной площадке:

– Фон Рабе ищут. Англичане или американцы. У того человека похожий акцент. Надо предупредить немца, он нам нужен. Но как его найти…, – Петр сбежал вниз. Они пошли в кафе у Королевского театра. Тони слушала его рассказы о Москве, о Советском Союзе. Они пили лимонад, а потом заказали бутылку риохи.

Город готовился к празднику, несмотря на осаду. Улицы и дома украсили цветами. Завтра процессия, со статуей Мадонны, шла с Пласа Майор на площадь, к кафедральному собору, на торжественную мессу. Тони лукаво указала на музыкантов: «В Советском Союзе танцуют танго, Петр?»

У него были лазоревые, большие глаза в темных ресницах:

– Танцуют, сеньора, но я много работал. Я не умею…, – Петру совсем не хотелось лгать девушке. Антония объяснила, что у нее много знакомых коммунистов, однако сама девушка к партии не принадлежала. Ей было всего восемнадцать. Петр рисковал должностью, партийным билетом, и даже, наверное, жизнью. Он повторил себе:

– Мне наплевать. Неужели я умру, не узнав, что это такое…, – посмотрев в угол кафе, он заставил себя улыбнуться:

– У меня не было времени научиться, сеньора.

Он, незаметно, взглянул туда еще раз:

– Интересно. Значит, они за нами следили. Пусть сеньора Антония поведет меня в танго. Посмотрим, чем все закончится…, – заиграли «Кумпарситу».

Она прижималась к нему маленькой грудью, у нее были нежные, прохладные пальцы. Приблизив губы к его уху, девушка шепнула, по-русски:

– Товарищ, я тоже коммунист. Товарищ, я должна предупредить, это ловушка…., – Тони услышала смешок в его голосе:

– Я понял, товарищ Антония. Вы не беспокойтесь, я с вами…, – Петр едва не прибавил: «Теперь так будет всегда». Облегченно, закрыв глаза, Тони ощутила его твердую, уверенную руку на талии. Петр едва удержался, чтобы не опустить ладонь ниже. Все складывалось, как нельзя лучше.

Они кружились по залу, переливался аккордеон, звенела скрипка. Петр коснулся губами ее шеи, мимолетно, на одно мгновение. Она откинула голову, щеки запылали, девушка ловко выгнула стройную спину, белокурая голова легла ему на плечо. Петр усмехнулся: «Фон Рабе останется доволен новым агентом, обещаю».

Тони не стала рассказывать Петру о фотографиях. Девушка, за танцем, повторяла:

– Он связан с разведкой, это понятно. Я не хочу в такое встревать. Фон Рабе отдаст фотографии, сегодня ночью. Завтра утром я уеду, в Валенсию, и сяду на корабль. В Мексике, в Америке, меня никто не найдет, ни фон Рабе, ни русские. В Нью-Йорке отнесу рукопись в издательство. Вернусь сюда, если продолжатся бои…, – Тони, все равно, невольно запоминала все, что говорил ей Петр о Советском Союзе.

Он оказался такой же шарманкой, как и остальные. В Барселоне, Тони иногда читала советские газеты. Их привозили в Испанию с кораблями. Она морщилась, пролистывая бесконечные славословия великому Сталину:

– Пуля, метившая в Сталина, метила и в наши сердца. Она должна была пройти миллионы сердец, ибо Сталин есть общее достояние наше, наша слава и честь. На швейной фабрике им. Тинякова стахановцы пальтового цеха внимательно знакомились с обвинительным заключением по делу троцкистко-зиновьевской банды…, – Тони, гневно, швырнула «Правду» в угол комнаты:

– Сталин избавляется от соперников. Какая чушь! Троцкий не состоит на содержании у Гитлера. Шестнадцать человек расстреляно. И это только те, о ком в газете написали. Их ждет большой террор, – поняла Тони. Закурив папироску, она вышла на балкон. В Барселоне стояла осенняя жара, поблескивало море. На углу, ребята с нарукавными повязками ПОУМ перешучивались с девушками:

– Как в Германии, когда Гитлер убил Рема, Штрассера, их сторонников. Ночь длинных ножей. Только, кажется, в Советском Союзе ночь станет вечной…, – взяв тетрадь, Тони начала быстро писать.

Петр говорил о новой Москве, о канале, строящемся от столицы до Волги, о еще одном канале, между Балтийским и Белым морями. Он рассказывал о заводах и фабриках, об освоении Дальнего Востока, о комсомольцах, покоряющих природу. Тони, вздохнула:

– Комсомольцы. Лучше бы признался, сколько заключенных погибло на стройках, сколько крестьян сослано в Сибирь, за то, что они владели землей. Ленин провел реформу, установил новую экономическую политику. Советский Союз мог стать примером для всего мира, образцом социалистического государства, но превратился в вотчину тирана. Сталин ничем не лучше Гитлера…, – Тони сделала вид, что немцы познакомились с ней случайно:

– Я знала, – шептала она Петру, – знала, что они хотят завербовать кого-то из русских. Я согласилась потому, что я коммунист. Я понимаю, вам важно иметь доступ к планам нацистов. И вы мне…, – Тони не закончила, ее щека зарделась:

– Вы мне…, – она заговорила о чем-то другом.

– Я ей нравлюсь…, – он все, никак не мог поверить: