Книга Ураган в сердце - Кэмерон Хоули

– Что означает, что нужно разъезжать и услуги продавать, – сказал Джадд, в голосе которого совершенно явственно слышалось отвращение к подобному коммивояжерству, напомнившее Кэй однажды услышанные от него слова о том, что нет на свете худшей работы, чем продажа газетной площади.

– Да им и продавать-то не придется, – возразил Оскар. – Только и делов, чтобы помочь им немножко. Ты помнишь Кита Рэчоу? Ему перешла аптека после того, как его отец перебрался в Калифорнию. Так вот, приходит однажды Кит: заметь себе, сам приходит нас повидать, а не наоборот, как полагалось бы. Ладно, приносит он список того, что хотел бы рекламировать: не можем ли мы сварганить рекламку, чтоб не хуже, чем у «Супер-Сама»? Я так сужу, тебе известно, что произошло. Твой отец вручает мне список Кита и все – ни макета, ни тебе чего. Джадд, в типографии нет такого дела, какого бы я сделать не смог, но я не рекламщик и даже притворяться, будто я рекламщик, не хочу. Ты понимаешь, к чему я клоню?

– Ясное дело.

– А клоню я вот к чему, Джадд: газета – это работа на двоих. Надо, чтоб был кто-то, кто будет типографией заниматься, и надо, чтоб был кто-то на виду, представительствовал и об этой стороне дела пекся.

Безучастное молчание Джадда вселяло надежду хотя бы на то, что, по крайней мере, он осознает: оптимизм Оскара сильно отдает своекорыстием.

Оскар подался вперед, тыльной стороной ладони протер запотевшее ветровое стекло.

– Ты вот спрашивал, даст ли «Геральд» на жизнь заработать. Я только одно могу сказать: если нет, то с чего бы тогда люди Бракстона так упорно желали ее купить? Тебе ли не знать, что они не стали бы покупать газету, если на ней нельзя было бы заработать.

– Точно, они не стали бы, – подтвердил Джадд, лицо которого было почти скрыто от Кэй, но она почти что видела этот взгляд сощуренных глаз, это выражение захватывающего целиком интереса на лице, которое частенько служило сигналом: жди скорого, но бесповоротного решения.

– Как по-вашему, Оскар, сколько бизнеса можно было бы охватить – если за это по-настоящему взяться?

– Ну, даже не знаю, как и судить, – произнес Оскар, вновь протирая стекло. – Джадд, сделай милость, приоткрой малость окошко, а? А то стекла запотевают.

Джадд приоткрыл маленькое окошко, салон машины сразу же наполнился шумом, мешавшим Кэй слушать, тем более что Джадд придвинулся ближе к Оскару: их головы почти соприкасались.

Теперь, чтобы следить за разговором, Кэй пришлось бы слишком уж откровенно податься вперед, впрочем, и того, что она слышала, вполне хватало, чтобы предположить: Джадд всерьез раздумывает, не взяться ли ему за «Геральд». Джадд никогда не выказывал интереса к тому, чтобы самому заняться бизнесом, но случившееся в «Крауч карпет», конечно же, подорвало его веру в корпоративную жизнь. И что-то предпринять ему придется. Всего сорок четыре года. До пенсионного возраста еще двадцать один год.

Они уже выехали на открытый простор. Размытый дождем пейзаж удручающе однообразен, если смотреть на него невидящими глазами, для взгляда же заинтересованного он наделен особого рода красотой, тихой прелестью китайской живописи в том, как прорисовывались из-под низко нависших облаков купы деревьев, радуя взор одной лишь нежно-зеленой размывкой только-только пробивающейся листвы. А еще дальше высились два ряда тополей, словно выписанные кистью Коро, а рядом – поразительная, тронутая сединой киноварь вон того укрытого туманной дымкой сарая.

Промелькнуло скопление каких-то строений, главная улочка промозглого городка: унылое предвосхищение того, чем окажется Хэйгуд. Нет такого места на земле, которое предстает во всем своем великолепии в дождь, а тут еще и воскресенье.

На душе стало легче, когда до Кэй долетел голос Оскара, говорившего что-то про то, как усыхает на корню множество таких вот маленьких городков. Уже без всякого стеснения подалась она вперед, чтобы послушать его, и услышала:

– Хэйгуду еще повезло, что он порядком далеко от любого большого города, а потому из нас не пьют все соки досуха. И потом, семенная компания помогает: человек сорок-пятьдесят в ней работают, – дает нам кое-что помимо сельхозторговли.

– Ясное дело, дает, – согласился Джадд, подкрепляя ее уверенность, что позволило ей снова откинуться на сиденье. Кэй все больше приходила к мысли, как хорошо могло бы все получиться, насколько счастливее мог бы сделаться Джадд. Останься он в «Крауч карпет» или в какой-то из других компаний Хортера, он все равно оставался бы у кого-то под башмаком. Под множеством башмаков всех этих людей, кому приходится угождать в большой компании, постоянное давление. Еще двадцать один год этого…

Мили уносились назад, новая жизнь пробивалась из-за туманной дымки, укутавшей все вокруг, воображаемое уступало место поразительной действительности, и тут Джадд неожиданно сказал, обернувшись и указывая:

– Вот там ярмарочная площадь, Кэй. Помнишь, я тебе рассказывал…

– Да, Флойд Фултон, – с готовностью откликнулась она и сникла, когда увидела лишь длинное, похожее на какие-то мастерские строение с разбитыми окнами и остатками черного рубероида на крыше, хлопавшего на ветру, ободранные, как скелет, трибуны в месте, где в лучшие времена было подобие гоночного круга.

– Совсем не так выглядит, как когда-то, – произнес Джадд, сам разочарованный, извиняющимся тоном, однако Оскар тут же пояснил:

– Мы этим больше не пользуемся, во всяком случае, с тех пор, как появился новый Легион-Парк.

– Ну вот, а это Главная улица, – возвестил Джадд и, несмотря на ее бравую попытку изобразить благоприятное впечатление, понял, каким все это представилось ей на самом деле, а потому добавил поспешно: – Когда нет дождя, она куда лучше выглядит.

– Я понимаю. К тому же сейчас еще и воскресный день, – кивнула она, а потом как-то глуповато прибавила: – Премилый городок, – и, еще рта не успев закрыть, поняла, что лишилась всякого доверия: слишком переиграла. Закусив губу, смотрела на бурый кирпичный особняк, завершающий Главную улицу с одного конца, чудовищный образчик возрожденного эллинизма, бывший, как догадывалась Кэй, зданием окружного суда. Вспомнилось, как Джадд когда-то сказал, что его старый дом стоит рядом, и это стало сокрушительным напоминанием: непосредственное настоящее бесконечно важнее будущего. Всего неделя, как из больницы, для него это станет жуткой нагрузкой.

– Я так сужу, сейчас вы не хотите останавливаться? – спросил Оскар, услужливо притормаживая машину перед небольшим одноэтажным домиком, узкого фасада которого только и хватало, чтобы уместить входную дверь да небольшую витрину, поперек которой было выведено уже шелушившимся и потемневшим от времени золотом: «Хэйгуд геральд».

– Нет, лучше прямо домой, – сказал Джадд. Голос у него изменился, как-то осел, почти до хрипоты.

– Может, утром, – с надеждой предложил Оскар, проезжая дальше.

Джадд не ответил, он смотрел вперед, и Кэй, следя за тем, куда был устремлен его пристальный взгляд, увидела старый белый дом во дворике, сплошь поросшем густой щетиной неухоженных кустов. Перед ним стояло с полдюжины машин, одна только-только отъезжала, другая подъезжала, кто-то вышел из двери дома, дверной проем обозначился прямоугольником желтого света, пробивавшегося сквозь наползавшие сумерки и высветившего черный венок[17].