Книга Чаша любви - Филис Кристина Каст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут она услышала пение. Губы Бригид изогнулись в легкой улыбке. Охотница узнала голоса крылатых детей и вспомнила, что эту песню они пели в тот день, когда отправились из Пустошей в Партолону.
Приветствуем тебя, солнце Эпоны.
Ты путешествуешь высоко в небесах,
широкими шагами поднимаешься
на крыло высоты,
Ты счастливая мать звезд.
– Слышишь их? – шепнула она Кухулину.
– Да, – негромко и спокойно ответил он. – Но ведь дети не могут быть здесь.
– Не они. – Бригид душили слезы. – Их любовь. Горман ошибался. Эпона продолжает заботиться о своей верховной шаманке.
Слушая бесплотную хвалебную песнь, охотница ощущала, как сила любви заполняла ее тело и распространялась вокруг. Она погружалась в любовь, окружившую их материнским объятием, защищающим от любой беды.
Ты опускаешься в опасные воды океана,
но это не вредит тебе.
Ты качаешься на тихой волне,
словно юный эльф на цветке.
Мы будем любить тебя все дни
наших жизней!
– Все закончилось, – негромко сказала Бригид, когда пение оборвалось. – Огонь выжег сам себя. Я чувствую, что его ярость ушла.
Кухулин осторожно поднял толстую бизонью кожу и стал вглядываться в совершенно незнакомую землю, освещенную рассветными сумерками. Он встал, поднял Бригид и понес ее из реки, которая почти совсем пересохла и стала похожа на лужу. За ним семенила Фанд. Повсюду валялись обугленные тела животных. Воин взобрался на восточный берег и очутился среди обгорелых, почерневших стволов деревьев. Несколько притоков реки Колман, протекавших по равнине, сумели остановить огонь. Зеленый цвет, который продолжал покрывать горный хребет, расположенный позади последнего притока, выглядел странно неуместным в мире черного и серого.
Прежде чем Кухулин повернулся к югу, чтобы увидеть, что осталось от родины Бригид, она заговорила.
– Поставь меня, – попросила охотница. – Я хочу превратиться обратно.
Он аккуратно опустил ее на землю. Когда жена обрела равновесие, муж отошел от нее на полшага и прикрыл глаза, защищаясь от яркого света, окутавшего тело Бригид во время таинства. Она снова оказалась в своем естественном виде, неловко стояла на трех ногах, но решительно смотрела ему в глаза.
– Теперь я готова ее увидеть, – сказала кентаврийка.
Они вместе повернулись на юг. Бригид не верила своим глазам. Солнце всходило над восточным краем горизонта, окрашивая радостным розово-золотым цветом небо над растерзанной равниной. Можно было сказать, что степь исчезла. Вместо нее появилась пустыня, покрытая причудливыми грудами еще горячего пепла. Деревьев не было видно под горами тел животных. Ничего не шевелилось, кроме струек дыма.
– Богиня! – Бригид прижала руку ко рту, чтобы не разрыдаться.
«Неужели можно пережить такое?»
– Да, дитя, – раздался позади них нежный голос Этейн.
Они повернулись к Воплощению Богини, и у Бригид перехватило дыхание. На краю почерневшего леса стояла серебряная кобылица, на которой сидела Избранная. Слева от нее стоял Мидхир, справа – Эльфейм, Лохлан и Сиара. Позади них сгрудились все крылатые дети.
– Теперь скажи, дочь моя, как можно пережить такое опустошение? – спросила Этейн у кентаврийки.
Охотница посмотрела на нее, на Эльфейм, потом на Сиару и необычно тихих детей. Наконец ее пристальный взгляд остановился на бирюзовых глазах мужа. Бригид внезапно все поняла. В этот миг она стала истинной верховной шаманкой.
– Что угодно можно пережить с помощью надежды и любви, – произнесла кентаврийка.
С помощью Богини ее слова стали слышны не только всем детям. Они, как рябь по воде, разнеслись во все уголки равнины.
Этейн одобрительно улыбнулась.
Внезапно за спинами детей раздались крики. Появились воины в темных одеждах, держащие наготове луки и мечи. Бригид почувствовала, как Кухулин, стоявший рядом с ней, напрягся, и открыла рот, чтобы предостерегающе крикнуть. Тут Избранная вскинула руку, затянутую в шелк. Ее раскрытая ладонь засияла на фоне солнца, словно она призвала на помощь его лучи.
– Стойте, воины замка Стражи! – скомандовала она, не оглядываясь на приближающихся солдат. – Я позволила вам следовать за ними не для ненужного возмездия. Вы здесь, чтобы стать свидетелями возрождения. Стойте тихо и смотрите.
Затем ее голос изменился, смягчился. Избранная наконец посмотрела назад, но не на воинов. Верховная жрица улыбалась детям.
– Идите, – сказала она.
Мальчишки и девчонки спустились с зеленого горного хребта и без колебаний перешагнули линию, оставленную огнем. Дойдя до Бригид и Кухулина, они остановились. Кентаврийка хотела поздороваться с друзьями – Эльфейм, Сиарой и маленьким крылатым Лайэмом, но тут ее кожу снова стало покалывать. Ей показалось, что кровь закипела от внезапно нахлынувшего безмолвного желания. Она ни душой, ни разумом не могла понять, чего хотела, но должна была что-то сделать.
– Веди их, Бригид, верховная шаманка табуна Дианны. Именно твоя любовь и их надежда излечат душу этой земли, – сказала Этейн.
– Позволь мне опереться на тебя, – попросила жена мужа.
– Всегда, моя прекрасная охотница, – ответил он.
Она обвила рукой его широкие плечи, хромая, спустилась на берег и перешла пересохшую реку, сопровождаемая шелестом крыльев детей, следующих за ней. Бригид, Кухулин и новые фоморианцы ступили на уничтоженную равнину.
Кентаврийка повернулась к детям, их шаманке и спросила:
– Поможете мне снова сделать ее цветущей?
– Да, Бригид!
– Конечно, охотница!
– Да!
– Да!
Она улыбнулась, слыша радостные певучие голоса, летевшие над смертельной неподвижностью выжженной земли.
– Тогда идите ко мне.
Кентаврийка протянула руку, и к ней тут же подбежал Лайэм. Сиара подошла следом и взялась за руку мальчишки. К Кухулину подбежала Каина, вцепилась в него и широко улыбнулась, сверкнув зубами. Новые фоморианцы по очереди брались за руки и становились широким полукругом. Они глядели на юг, стоя лицом к опустошенной земле.
– Я... я не уверена, – тихо проговорила охотница.
Сиара поймала ее взгляд, любовно, по-доброму улыбнулась и сказала:
– Ты сможешь, Бригид. Пусть говорит твое сердце.
Тогда кентаврийка открыла рот, и слова полились именно из ее сердца:
Милосердная Богиня Эпона!
Покровительница всего, что дико и свободно,
благослови это место.
Оно было местом ненависти и борьбы,