Книга Севастопольская хроника - Петр Сажин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фанерная облицовка потолка, электрическая лампа, пишущая машинка в тысячелетней катакомбе выглядели примерно так же, как мотоцикл на ослиной тропе где-нибудь в горах древнего Хеттского государства. Но мы уже ко всему привыкли, и я, например, вскоре перестал думать о том, что сплю на вечном ложе человека, жившего за сотни лет до меня, что, купаясь по ночам в Карантинной бухте, освещенной буйно горящим «морским охотником», я, как и некогда киевский князь Владимир, совершаю обряд крещения, но не простого, а боевого.
Фанерный купол в корреспондентском склепе недолго был простым куполом – однажды он стал дневником. Первую запись на фанере сделал Когут:
«Ночь. Только что вернулись с фронта. Света нет. Болят ноги. Где-то пропал Сергей. Что с ним?»
Записи шли вкось, вкривь – как попало. И записывалось то, что было в этот момент на душе.
«Умирать так с честью».
«Что день грядущий нам готовит?»
«Нашего полку прибыло: Слесарев, Темин, Сажин. Привет Большой земле!»
«Не пропадем!»
«Мы жили здесь и любили свою родину, свой народ. А я еще любил девушку Н.».
«Надечка, где ты, родная?»
«21 июня 1942 года. Город не сдается».
«Завтра год войны. Все это время мы провели на фронте. Мы много видели человеческих страданий. Но эти дни будут нам всегда напоминать многострадальный Севастополь. Мы жили в этом городе, полюбили его».
«Товарищи! Этот “дот” служил верой и правдой и надеждой трем бойцам газетного листа. Здесь мы, простые советские люди, переживали суровые минуты. Мы будем помнить о тебе, наш незнакомый Друг. Наверняка знаем, что ты прочтешь эти строки. Мы можем надеяться, что дело, за которое так героически сражается мужественный и гордый севастопольский гарнизон, победит…»
Я прожил у моих друзей несколько дней. Из двери склепа была видна вода Карантинной бухты. В нее, часто булгача ее толщи, плюхались снаряды и мины – бухта просматривалась немцами с северной стороны, и они, то ли от избытка снарядов, то ли развлекаясь, стреляли даже по тени человека. По ночам в бухте, пахнувшей пороховыми газами, мы с наслаждением купались с политработниками Приморской армии, жившими в минной штольне.
Это были трудные дни: Севастополь истекал кровью – против 1050 немецких самолетов на блокированных аэродромах действовало всего лишь шестьдесят! Против 450 немецких танков – тридцать восемь наших.
Но дело даже и не в этом! У нас недоставало снарядов: артиллерия действовала по принципу: «не вижу – не стреляю».
В те дни город тонул в черном дыму и серой пыли: сгорело много зданий, погибло много людей, корабли уже не ходили в гавань, усилилась вражеская блокада на море – не доставлялись в нужном количестве боеприпасы, продовольствие, медикаменты и пополнение.
Раненых накопилось столько, что у хирургов не просыхали вымазанные кровью халаты. Эвакуаторы из сил выбивались, но не могли ничего сделать, чтобы наладить регулярную отправку раненых на Кавказ.
Много людей в те дни с жадностью и надеждой искали на газетных полосах материалы – сообщения из Севастополя. Но что могли сделать мои друзья, когда всем им на военном телеграфе было дано право ежедневно передавать не более двухсот пятидесяти слов. Мало? Конечно, мужество севастопольцев было ошеломляюще. Да! Даже гитлеровцы, засыпавшие город и позиции металлом и затем бросавшие в прорыв по сто танков, не понимали, откуда вырастали на их пути русские солдаты и матросы.
Читатели ждали обстоятельных рассказов о героях. И военные корреспонденты, понимая это и учитывая важность своих свидетельских показаний, пробирались на передний край, к стрелкам, пулеметчикам, артиллеристам, саперам, связистам. А потом искали оказию, с которой можно было бы отправить на Большую землю в свои газеты большие корреспонденции. А оказией могли быть лишь корабли: подводные лодки, миноносцы, тральщики, катера.
Организация пересылки материала из осажденного Севастополя, из заблокированного города была для корреспондентов сложнейшей операцией.
А сражались здесь так же, как и в Одессе.
Мне на всю жизнь запомнился рассказ начальника Штаба Одесской военно-морской базы К. И. Деревянко о разговоре по телефону с 21-й батареей береговой обороны, которую заблокировали фашистские войска.
Батарея была тяжелая. Ее орудия не для ближних целей, поэтому все артиллеристы по тревоге взялись за винтовки, гранаты и пулеметы – ив окопы перед проволочным заграждением, – умереть, но не пустить врага на батарею.
О ходе боя в штаб все время по телефону сообщал краснофлотец-связист. И вдруг в трубке что-то зашуршало, раздались какие-то голоса и сильный, похожий на очередь автомата треск. Деревянко не вешал трубку – ждал, что будет дальше. Прошло немало времени, и в трубке снова раздался голос того же краснофлотца-связиста. Он крикнул запыхавшимся голосом: «Алле!», и, когда капитан 3 ранга Деревянко ответил, краснофлотец, тяжело дыша, сказал: «Извините, отлучился врукопашную…»
Мы возвращались из Севастополя на Большую землю по той же пыльной дороге, только теперь запруженной донельзя транспортом и людьми – все спешили к Камышевой бухте. Люди шли в изодранных гимнастерках, с окровавленными повязками, шли, укрываясь в балочках от шквалистого огня. Некоторые, пройдя через семь кругов ада, здесь, на восьмом и, возможно, последнем, попадали под бомбы и оставались навеки.
Всюду горели огни, причем одни из них полыхали во всю силу, другие еле занимались, третьи летели, четвертые висли в небе.
В этом возбужденном, порой скорбном потоке мы двигались к аэродрому, сжимая в руках приказ генерала Петрова о посадке нас в самолет.
Весной 1943 года я был отчислен из газеты «Красный флот» и назначен для дальнейшего прохождения службы на Черноморский флот. Путь туда был долгий – пришлось на Черное море ехать через Ташкент – Ашхабад – Баку – Тбилиси – Поти. И затем по побережью в местечко Макапсе, где была штаб-квартира военного совета Черноморского флота, куда мне надлежало явиться.
Флот базировался не в одном месте, а по всему побережью Кавказа. Здесь все экипажи от торпедного катера и до линкора жили идеей возвращения в Севастополь, который надо было отвоевать, из которого надо было выгнать фашистов.
Предстояли смелые операции, десанты в тыл противника, операции воздушных сил, походы кораблей, и особенно подводных, к берегам, занятым противником.
Чтобы ближе быть ко всем этим событиям, я решил (мне был предоставлен выбор) пойти в испытанную севастопольской осадой флотскую газету «Красный черноморец». Пошел и ни минуты не жалел, что остановил на ней свой выбор.
В составе нашего газетного «экипажа» было много отличных, смелых журналистов и литераторов[9]. Многие из них были участниками обороны Одессы, Севастополя, Новороссийска, выбрасывались на берег врага с морскими десантами, выходили на боевые операции на подводных лодках, на миноносцах и крейсерах, на катерах-«охотниках», на тральщиках; летали на бомбардировщиках.
