Книга Новый мировой порядок - Анатолий Уткин

Вице-президент Ричард Чейни произнес важную речь, в которой содержалась угроза, направленная против Ирана. Государственный секретарь США Кондолиза Райе заявила перед Конгрессом США, что Иран является самым серьезным вызовом Америке. Президент США Буш обвинил Иран в пособничестве нападению на американских солдат. «Неоконсерваторы бьют в барабаны, в то время как кабельные средства массовой информации обрамляют свои сообщения баннерами с такими словами, как «обратный отсчет» и «решительное выяснение отношений. Месяцами я говорил тем, кто брал у меня интервью, что никакой высокопоставленный политик или военный не рассматривает всерьез военное нападение на Иран. В последние несколько недель я изменил свое мнение».[683]Глава министерства национальной безопасности Джозеф Циринционе: «Я им доказывал, что военный удар стал бы губительным для Соединенных Штатов. Он привел бы к тому, что иранская общественность сплотится вокруг в остальном непопулярного режима; он разжег бы гнев против американцев во всем мусульманском мире; он поставил бы под угрозу и без того уже хрупкие позиции США в Ираке».

Если Америка выступит против Ирана, тот просто начнет помогать иракским шиитам. Нападение на Золотую мечеть в Самарре уже вызвало консолидацию шиитов. Причем даже центральная милиция является более дестабилизирующим элементом, чем инсургенты. Ее численность увеличилась за прошлый год с 6 до 10 тысяч человек.

Постоянно осуществляется помощь из-за рубежа. Иран помогает Верховному Совету Исламской революции. Саудовская Аравия, Иордания и отдельные лица из Сирии помогают суннитам, оказавшимся в новом Ираке в сложном положении. Если суннитское племя оказывается атакованным в Ираке, имея родственников в соседних странах, это племя немедля обращается за помощью и получает ее.

Ричард Хаас, недавно бывший главой отдела планирования госдепартамента, говорит, что гражданская война «явственно будет иметь антиамериканский характер»[684].

Президент Буш сказал в конце марта 2006 года, что «Саддам Хусейн, а не американское правительство, виноват в гражданском раздоре в Ираке»[685].

Результаты войны. В течение нескольких дней стало ясно, что американская армия и ее союзники «приготовлены к войне, но не к миру». Воинские части на протяжении нескольких месяцев не могли даже восстановить электрического освещения в одном лишь Багдаде, не могли восстановить цивилизованной жизни хотя бы на уровне режима Саддама Хусейна, не могли обеспечить работой огромную массу иракцев, вернуть к труду демобилизованную иракскую армию.

Субъективные факторы. Не гранитной является и воля гегемона. Образ глобального шерифа в общем и целом, вопреки пропаганде и жесткому прессу десятилетий холодной войны, не импонирует большинству американцев. Более того, значительно изменился фокус их непосредственного внимания. Американскую общественность ныне больше беспокоят внутренние проблемы — ухудшение окружающей среды, распространение наркотиков, криминал, терроризм. «Общественный интерес к политико-военным проблемам, который определял международные дела во время холодной войны, упал даже среди тех, кто характеризует себя интернационалистами… Общественность в общем и целом протестует против одностороннего вмешательства Соединенных Штатов в разрешение споров в отдаленных местах — в Баня-Луке, Тимишоаре, Центральной Африке — особенно если это представляет угрозу военному персоналу американских вооруженных сил. Поддержка американского участия в миротворческих операциях ослабла. Отказ конгресса вносить взнос в ООН не вызвал общественного возмущения»[686]. Американские законодатели отказались дать президенту особые полномочия для заключения торговых соглашений с внешними партнерами страны.

Проблема заключается в том, что «американцы любят считать себя первой мировой державой, но они не имеют глубоких исторических обид или страстей, необходимых для того, чтобы доминировать над другими или реформировать других; они не склонны наделять свое слабеющее правительство необходимыми полномочиями, а себя заковывать в дисциплину, требуемую для осуществления глобальной гегемонии»[687]. Как пишет У. Пфафф, противостоящий изоляционизму «интернационализм является более теорией, чем практикой, и основывается на значительном невежестве относительно происходящего за рубежом. Конгресс не всегда отражает общественное отношение, но в той мере, в какой он это мнение отражает, американский ответ на угрозы национальным интересам — даже коммерческим интересам — чаще всего является односторонним и несущим черты ксенофобии. Это шаткое основание для проведения политики глобальной гегемонии»[688].

Расширяется пропасть между продолжением оснащения таких вооруженных сил, которые выиграли две мировые войны, готовых вести одновременно две войны типа тех, что имели место в первой половине XX века, и неготовностью общества и элиты платить кровью, убивать и жертвовать собой в этих конфликтах. На пути силовой политики встает новое фундаментальное правило (мы цитируем в данном случае американца Д. Риэфа): «Население Соединенных Штатов не потерпит ни длительной войны (подобной вьетнамской), ни ощутимых, значительных потерь»[689]. Если эта пропасть будет расширяться, то центральная роль Америки в мире подвергнется изменениям довольно быстро. «Вот почему, — пишет Д. Риеф, — факт отсутствия у США соперника где-нибудь на горизонте делает современную ситуацию такой настораживающей»[690].

Несколько субъективных факторов, ощутимых и в США и за их пределами, следует выделить особо.

Во-первых, происходит дегероизация американского политического Олимпа, а собственно, и самой американской политической системы. Между Уотергейтом и скандалами периода Клинтона исчезла аура, которую мир видел над воином-политиком Эйзенхауэром и «юным цезарем» Джоном Кеннеди. «Потрясенная неурядицами внутренняя сцена Америки, — пишет историк П. Кеннеди, — внутренняя направленность ее культурных войн предопределяют растущую сложность нахождения лидеров, которые фокусировали бы свое внимание на международных проблемах… Все это ослабит способность Америки к мировому лидерству»[691].