Книга Германия на заре фашизма - Андреас Дорпален
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пассивность Гинденбурга побуждала Шлейхера строить самые немыслимые планы. Она же подтолкнула Папена сделать попытку собственными силами найти выход из политического тупика и наладить контакты с Гитлером. Возможность представилась на следующий день после выступления по радио Шлейхера, когда «Клуб господ», куда входила социальная элита страны, устраивал свой ежегодный банкет с Папеном в роли почетного гостя. После ужина бывший канцлер обратился к собравшимся с речью. Он отметил, что считал главной задачей своей администрации включить «великое национал – социалистическое освободительное движение» в «национальное единство» и уверен, что эта же цель должна стоять перед любым правительством. Он подчеркнул, что нацисты не должны рассматривать свое движение как самоцель и порочить политические принципы. Путь к могуществу, вещал Папен, – это путь веры и преданности незыблемым правилам христианского мира. «Никто, – уверял он, – не желал сильнее, чем я, единства всех национальных сил. Никто не трудился ради этой цели честнее и усерднее, чем это делал я. Насколько дальше вперед мы могли бы продвинуться, если бы в канун 13 августа могли сказать немецкому народу: мы идем вместе против любой оппозиции дома и за границей».
Говоря о Шлейхере, Папен ограничился несколькими ни к чему не обязывающими комплиментами, после чего уведомил собравшихся, что политика требует гибкости. Он призвал Шлейхера не упускать из виду такие позитивные цели, как включение национал – социалистов в правительство, поддержание авторитарного правительства соответствующими конституционными реформами и возрождение частного сектора экономики. «Я ожидаю, – добавил Папен, – что независимо от всех тактических маневров, которые сегодня могут быть нужны, правительство будет помнить об обозначенных мною целях». В заключение он выразил надежду, что «мы никогда не устанем бороться с помощью Всевышнего и Гинденбурга за новый рейх в новом веке».
Формально Папен выступил как частное лицо, но в глазах своих слушателей он вовсе не был таковым. Собравшиеся политики, высокопоставленные государственные деятели, лидеры деловых и общественных кругов были хорошо информированы обо всем, что происходит на Вильгельмштрассе, и знали, что Папен, хотя и не является канцлером, остался личным советником и доверенным лицом президента. Сам Папен и распространил слух о том, что пользуется особым доверием «старого джентльмена», который до сих пор называет его «мой канцлер». По этой причине все им сказанное воспринималось в известной мере как выражение взглядов президента.
Более всего слушателей Папена поразила весьма выразительная просьба, обращенная к нацистам, видеть в его лице друга и помощника, поскольку он стремится видеть их участвующими в правительстве. Хотя Папен утверждал, что ничего не желает больше, чем помочь Шлейхеру, и тон, и смысл его речей производили иное впечатление, да и аудитория воспринимала его высказывания именно так. Многих пугало открытое предложение Папеном помощи Гитлеру, притом в тот момент, когда Шлейхер явно стремится расколоть нацистское движение. Поэтому они рассматривали речь Папена как открытую атаку на канцлера. Один из присутствовавших на собрании даже выразил протест председателю, заявив, что это «<удар Шлейхеру в спину». «(Предложение нацистам войти в правительство придаст им новый импульс. Они же знают, что Папен – доверенное лицо Гинденбурга».
То, что такая реакция имела под собой объективную основу, показали дальнейшие события того же вечера. Среди тех, кто подходил к Папену после его речи, был барон фон Шредер – кельнский банкир, один из инициаторов петиции Гинденбургу о назначении Гитлера канцлером. Его «соавторы» этой идеи – Кепплер и Шлахт – заверили его, что Шлейхер больше не пользуется полным доверием президента и потому есть возможность уговорить его заменить Шлейхера Гитлером. Папен мог стать идеальным посредником в этом вопросе, поскольку пользовался абсолютным доверием «старого джентльмена». Оба, Шредер и Папен, были согласны с тем, что с нацистами следует найти общий язык. Но кто из них первым предложил прямой обмен мнениями между Папеном и Гитлером, в точности неизвестно. Хотя, скорее всего, это не играет роли, поскольку согласие было полным. Папен в своих мемуарах утверждает, что ничего, кроме этого, сказано не было. А Кепплер, которому Шредер пересказал суть беседы, докладывая Гитлеру о разговоре Шредера и Папена, поведал другую историю. Согласно его рассказу, Папен жаловался Шредеру на интриги Шлейхера, которые мешали переговорам Гитлера с Гинденбургом и привели к его отставке. Но теперь позиция Шлейхера очень слаба, потому что «старый джентльмен» недолюбливает генерала из – за применяемых им методов, а он, Папен, наоборот, пользуется полным доверием президента. В заключение Кепплер сказал Гитлеру: «Папен хочет переговорить с вами конфиденциально. Он расскажет о предыдущих событиях и обсудит с вами возможные действия в будущем». Это, конечно, повествование из вторых рук, но Шредер подтвердил все сказанное на Нюрнбергском процессе.
Пока противники строили планы, как убрать Шлейхера, сам канцлер был занят укреплением своей позиции. Его первым действием было установление контакта со Штрассером, которого генерал, наконец, обнаружил в Риме. Богатый на выдумки ум Шлейхера уже вынашивал новый план нейтрализации Гитлера. Генерал собирался создать новую социал – национальную партию во главе со Штрассером, которая привлечет многих сторонников фюрера. Хорошо финансируемая из тайных фондов рейхсвера, она должна была стать особенно привлекательной для нацистских функционеров, чей жизненный уровень находился в прямой зависимости от финансового состояния Гитлера, которое в тот момент было незавидным. Однако, к величайшему разочарованию генерала, Штрассер не поспешил на его зов в Берлин. Очевидно, он обдумал возможные последствия своего разрыва с Гитлером и теперь зондировал почву для примирения с ним.
Если Шлейхер и оказался неудачливым в закулисных интригах, внешне казалось, что он полностью контролирует ситуацию. Некоторые ограничения, наложенные Папеном на политическую деятельность, были сняты на основании того, что условия достаточно стабилизировались, чтобы позволить партиям свободу действий. Была принята специальная программа помощи, которую требовал рейхстаг, и уголь, так же как и продовольствие, предлагался нуждающимся по сниженным ценам. С помощью нацистов Шлейхер справился и с попыткой социалистов и коммунистов снова собрать парламент перед Рождеством. При встрече с британским послом, прошедшей в те дни, генерал выразил уверенность, что пик политического кризиса уже пройден. Он заверил посла, что даже нацисты ведут себя намного спокойнее. По его словам, в этой партии сформировалась внушительная группа, готовая поддержать его, Шлейхера, и только отношение Гитлера остается, как всегда, непредсказуемым. При условии поддержки нацистов правительство могло бы опереться на широкую социальную базу. «<Он отказался от любых проявлений враждебности к нацистам, – сообщал Румбольд, – и сказал, что будет сожалеть о крахе гитлеровского движения. Такой коллапс был бы опасен. А цель Шлейхера – поставить движение на службу государству». Что касается социал – демократов, генерал все еще думал, что сможет достичь с ними взаимопонимания. Если нет, их оппозиция тоже может оказаться полезной.
Такая уверенность не была вовсе уж несостоятельной. Хотя Гитлеру удалось справиться с вызванным Штрассером кризисом, его преследовали нескончаемые трудности. «<В партии много бед и неприятностей, – признался Геббельс в своем дневнике 21 декабря, – это результат внутреннего кризиса. <..> Обстановка с денежными средствами сложная». На следующий день он добавил: «Нам придется снизить выплаты в регионах, иначе финансовый кризис преодолеть не удастся». Но дело было не только в финансовых проблемах. Несмотря на все усилия Гитлера, направленные на укрепление партийной дисциплины, во многих частях страны она заметно ослабевала. Штурмовики бунтовали против своих лидеров. Во Франконии основная часть СА ушла из Мюнхена и образовала отдельный «свободный корпус». В некоторых городах казармы штурмовиков превратились в пристанища организованных банд воров и грабителей; среди предводителей бандитов был даже один из баварских гаулейтеров. Даже личная охрана Гитлера была деморализована. Об этом Шлейхер узнал от своих шпионов в партии.