Книга Улица Ангела - Джон Бойнтон Пристли

— Счастье ваше, что все так кончилось. — Поппи на минуту искренне взволновалась, представив себе, как это могло кончиться. Затем принялась обсуждать вопрос с других сторон. — Впрочем, надо сказать, что бы ни случилось, она это заслужила своим поведением. (Поппи все время усердно подчеркивала свое возмущение Линой.) По-моему, она поступила с вами отвратительно. Бывают женщины просто бесчувственные. Я знаю одну — она маникюрша и живет недалеко от нас, — так вот она тоже такая. Отвратительно обращается с мужчинами и бог знает что о них говорит. Если бы они только слышали, что она говорит, они бы на нее больше и смотреть не захотели. Эта тоже дождется беды и скоро получит по заслугам. И поделом, мне ее ни капельки не жалко. Я не могла бы так обращаться с мужчиной, все равно каков бы он ни был, даже если бы он мне совсем не нравился и приставал ко мне и все такое. Подумать только! Сперва она вас разжигала и вела себя как самая последняя девчонка, которая собой не дорожит, — уж это одно должно было вам открыть глаза, но, конечно, мужчины никогда ничего не замечают.

— Теперь я это понял, — сказал Тарджис с пафосом, как человек, очистившийся от греха великим страданием.

— У влюбленных мужчин нет ни капли разума, — с жаром продолжала Поппи. — И вы в этой истории вели себя так же глупо, как другие. Конечно, вам это простительно: такая девушка, дочь богатого отца, может шить себе всякие платья, какие только захочет, и всегда нарядная и хорошенькая — вы небось думали, что красота у нее от природы, а на самом деле тут дело в деньгах — и больше ничего. Нет, подумать только, что у вас такое вышло с дочерью мистера Голспи! А я и не подозревала. Вы теперь сами видите…

Он, несомненно, «сам видел». И они продолжали беседовать в том же духе, оживленно и не без приятности, несмотря на печальную тему беседы. А потом мисс Селлерс спросила, который час, и Тарджис, не ответив на ее вопрос, сказал:

— Посидите еще немножко, не уходите. Мне нужно часть этих денег отдать моей квартирной хозяйке, и я не хочу откладывать. Я сию минуту вернусь.

Миссис Пелумптон накрывала стол к чаю. Она была очень довольна тем, что он отдал ей деньги.

— Эта девушка служит в той же конторе, где я, — пояснил Тарджис. — И ей поручили отнести мне деньги. Мы с нею поговорили обо всем, все обсудили…

— Вот и хорошо, вот и хорошо, — сказала миссис Пелумптон очень любезно и с большим достоинством, ибо одно уже присутствие в доме (хотя бы и в другой комнате) незнакомой представительницы ее пола заставляло ее держаться особым образом — приветливо, но с важностью знатной дамы. — Может быть, эта леди выпьет с нами чашку чаю, если не побрезгает нашим обществом?

— Большое спасибо, миссис Пелумптон! — воскликнул Тарджис. — Пойду спрошу у нее.

Мисс Селлерс легко дала себя уговорить и, отложив предполагаемый визит к кузине на Бартоломи-роуд, осталась пить чай. Во время чаепития они с миссис Пелумптон после усердных взаимных расспросов установили, что во время своего отдыха в Клактоне мисс Селлерс и ее сестра целую неделю жили в пансионе, который за три года до этого содержала родная сестра миссис Пелумптон, и не познакомились с нею только потому, что приехали на два года и десять месяцев позже. Приятно взволнованные этим открытием, которое лишний раз показывало, как тесен и уютен наш мир, Поппи Селлерс и миссис Пелумптон расстались очень довольные друг другом. После чая Пелумптоны удалились, оставив Тарджиса и его гостью вдвоем. И Тарджис, этот молодой человек без работы, без будущности, без надежд, с увлечением погрузился в ту, понятную только двум, бессвязную болтовню, которая у косноязычной молодежи нашей страны сигнализирует половое влечение и интерес друг к другу. «Что вы хотите этим сказать?» — спрашивал один у другого. «О, не то, что вы думаете».

Наконец после получасового, а то и часового обмена мнениями Поппи сказала:

— Знаете, мне пора, я почти обещала одной подруге, что приду к ней вечером.

— Вот еще, пустяки какие, — возразил Тарджис. — Она обойдется сегодня без вас.

— А вы без меня не можете обойтись, мистер нахал?

— Не могу. Мне нужно, чтобы кто-нибудь меня развеселил и утешил.

— Вот как, «кто-нибудь»? Все равно кто? Спасибо!

— Я не то сказал. Вы отлично знаете.

— Но вы так думали.

— Неправда. Честное слово, нет. Знаете что: пойдемте куда-нибудь вместе, хорошо?

— Ну хорошо, — сказала Поппи, с самодовольным видом склонив набок голову и улыбаясь. Потом сделала серьезную мину. — Только вот что: если мы пойдем, я сама за себя буду платить. Да, непременно! У меня такое правило, — добавила она так серьезно, как будто это правило выработалось у нее за много лет, а не придумано только что, как предлог, потому что она понимала, что скоро Тарджису круто придется и каждый лишний шиллинг имеет для него большое значение. — Да, да, я пойду с вами, если вы мне позволите платить за себя. Только с этим условием.

Уже на улице они уговорились пойти в какое-нибудь большое вест-эндское кино, но никак не могли решить, куда именно. Они весело поспорили, Поппи делала вид, что ее этот вопрос очень интересует, вошла в роль настойчивой, кокетливой, умоляющей женщины, а он притворялся равнодушным, держал себя этаким сильным, мудрым, снисходительным мужчиной-покровителем. В дымной синеве и золоте освещенных по-вечернему улиц было приятнее и свободнее, чем в четырех стенах. Быть может, они уже предчувствовали, что им предстоит вместе путь более долгий, чем путь к самому отдаленному кино. Быть может, это был лучший день в жизни кого-то из них, а быть может, и худший. Вечер субботы. Люди шли сплошным потоком, ища приключений, или развлечений, или забвения в шуме и блеске огромного безучастного города. И наша парочка скоро затерялась в толпе.

Глава одиннадцатая

Они уходят

1

День пятницы подходил к концу, как всякий другой день. В конторе теперь не хватало рук. Хотя с понедельника уже работал новый рассыльный, Грегори Торп (мальчик с очень длинным лицом, в очках, гораздо добросовестнее и старательнее Стэнли, но не такой симпатичный), но с понедельника же отсутствовал Тарджис, и на его место еще не взяли никого. К счастью, в последние дни дела было не так много. Наплыв заказов и спешка, которые наблюдались здесь две-три недели назад, теперь, видимо, миновали. Мистер Голспи со вторника не приходил в контору и не присылал новых заказов, а парохода из Балтики ждали не раньше будущего понедельника, так что служащие вздохнули свободнее. Даже без Тарджиса они справлялись с работой. Мистер Смит, следивший за ними из-за своего стола, решил, что через полчаса или три четверти часа все будет закончено. Около шести он уйдет домой, спокойно и не торопясь напьется чаю, и у него еще останется до концерта много времени. Ему предстояло сегодня слушать симфонию Брамса, ту самую, которую он уже раз слушал. Но сегодня ее будет исполнять другой оркестр. Какая удача, что ему попалось на глаза объявление о концерте! Симфония Брамса № 1. Мистер Смит всю неделю радовался, что снова услышит ее. Он много раз тщетно пытался вспомнить мелодию, которая ему так понравилась, и вдруг она зазвучала в его памяти. Та-там-та-та-там-там. Пусть Брамс — классик, пусть это такая серьезная музыка, как о ней говорят (мистер Смит успел расспросить об этом кое-кого), — воспоминание о его первой симфонии, этом непонятном, но великолепном дерзновении, согревало душу Герберта Нормена Смита. Та-там-та-та-там-там… Нет, нельзя же так, надо работать и присмотреть за тем, чтобы и другие все делали как следует.