Книга Путь между - Надежда Ожигина

— Если ты ищешь Илей, — приветствовал его старый Тэй, — так она отправилась погулять по городу, вся, как чучело, обвешанная твоими лепестками. Срамота, конечно, но раз девочке приятно…

Но Денхольм его не слушал, не до Илей было ему сейчас. Он бросился к Сердитому Гному, неторопливо набивавшему трубку возле стойки и вяло переругивающемуся с Санди.

— Где Эйви-Эйви? — заорал он, едва справившись с неожиданным удушьем сбитого дыхания.

— Пошел на пристань договариваться насчет посудины, — фыркнул шут. — Ты что, куманек, привидение во сне увидел?

Но Торни не требовалось никаких пояснений: он был уже возле двери, и руки его сжимали не трубку, любимое топорище.

Выйти гном не успел: распахнувшаяся дверь едва не расквасила ему физиономию. На пороге стоял мальчишка с кухни старого пирата, тщетно хватая воздух воспаленным от быстрого бега горлом.

— Хозяин! — наконец выпалил он. — Беда, хозяин! Стражники забрали вчерашнего бродягу, а вместе с ним и нашу госпожу!

— Где? — кратко рявкнул гном.

— На торговой площади! А еще…

Но король не стал дослушивать, он уже мчался вслед за Торни, по лужам, не разбирая дороги. Всем сердцем чувствуя: поздно!

Они врубились в толпу, гомонившую сильнее обычного. Гном греб руками, как пловец против сильного течения, и заграждавшие путь люди отлетали в стороны, вдавливаясь в соседей… Гном шел на помощь побратиму, и король скользил следом, уворачиваясь от тычков и не слушая проклятий…

В самом центре площади по-прежнему было пусто. Солидный круг, скользкий от крови. Клейкие лужи зловеще отражали робкий закат, и злобной насмешкой Судьбы казались измаранные красным лепестки роз из далекого восточного княжества…

Ни проводника, ни трактирщицы видно не было. Какие-то люди в длинных балахонах с подвязанными подолами оттаскивали трупы стражников с пробитыми глазницами…

— Чем же это их так? — прорвался в гудящую от воспоминаний и озарений голову гулкий шепот.

— Не поверишь, свояк: посохом! Если б сам не увидел…

— Куда их отвели? — Сердитого Гнома не терзали ни сомнения, ни воспоминания, у него была лишь одна цель: спасти побратима.

— В Башню…

— Куда?!

— В Башню Смерти, оглох, что ли, почтенный?

И Денхольм снова почувствовал над своей головой взмах тяжелых Крыльев, серых и безжалостных, как обрубающий жизнь клинок…

— В Хорраре нет Башни Смерти, — деревянным от ужаса голосом возразил он.

— Уж полгода, как отстроились. Да вот ты, почтенный гном, должен знать: сам Наместник из Стэнора посылал к вам заказ на какие-то хитрые механизмы…

Торни кивнул. И безжалостная, равнодушная Судьба рассмеялась в лицо королю.

— Где она, эта ваша Башня? — глухо спросил он.

— За городом, — разбитного вида малый отвечал неохотно, словно отмахивался: еще бы, от такого зрелища отрывали! — Скалы видели? Вот там и стоит, красавица…

— Идем, — дернул короля за рукав Торни. — Шевели ногами, Хольмер!

Они выбрались из толпы и рванули к Воротам. Перед глазами короля отчетливо стояла скальная гряда, увиденная с холма как раз перед ураганом. Сзади раздавался топот и злобное пыхтение, и Денхольм не сразу сообразил, что вслед за ними ломится Санди…

Скалы вынырнули из подкравшейся темноты, словно Пустоглазый из засады. Вынырнули и навалились, парализуя волю. Веяло от них таким ужасом, что хотелось зарыться в землю, втиснуться в любую расщелину, лишь бы не слышать этой звенящей Пустоты!

— Вы чего? — хмуро поинтересовался Торни. — Скал никогда не видали? Вперед!

И король словно шагнул за порог безграничного страха, оттолкнувшего его прочь от Башни. Переступил. Перевел дух. И ускорил шаги, славя Богов за то, что с ними был крайне прозаично настроенный гном.

— Странная Башня, — покачал головой Торни, теребя бороду. — Не охраняется никем…

— И зачем тут охрана? — в тон ему возразил шут, оглядывая внутренности скального круга.

Король огляделся и мысленно согласился с Санди: незачем.

Вряд ли шедевр местной архитектуры можно было назвать башней. Скорее уж домиком на верхушке небольшой скалы, надежно защищенной скалами повыше. И не было ни двери, ни даже лестницы, ведущей наверх, к хлипкому на вид строению.

— Вон там направляющие! — ткнул пальцем Сердитый гном. — По ним спускается и поднимается балкон! Если найти нужные рычаги, можно забраться в помещение…

— Так ищи! — рыкнул Денхольм. — Или по этому поводу придуман какой-нибудь красивый Церемониал?

— Дурак ты, Хольмер! — вздохнул Торни. — По этому поводу придумано одно крепенькое заклятие.

Подъемник делали Касты, наши разлюбезные механики, чтоб им трижды икнулось, негодяям! Но не они его ставили. Здесь потрудился хороший колдун: я уже перепробовал все заговоры, какие знал, и шлак в результате! Дурное здесь местечко, два охранных кольца. Да скалы кто-то выдолбил, будто оплавил… Говорил же: страна катится в Небытие, раз на границе подобные фокусы возможны стали!

— И что теперь?

— В Горы надо уходить. Помощи просить: самим не сладить.

— Сначала вернемся в Хоррар, — покачал головой шут. — Вдруг люди помогут? По крайней мере узнаем, что произошло…

— Это я и так скажу, — буркнул гном. — Пустоглазые на него напали, он отбился.

— А как вырвался? И почему повязали? — возразил король. — Решено: возвращаемся в город и как следует трясем мальчишку.

— Постойте! — взвился вдруг Санди. — Что это? Слышите: вроде поют!

Король прислушался и вздрогнул. Тонкий девичий голосок едва долетал до них, смутно отражаясь от гладких скал. Эхо играло словами, искажая их, выжимая смысл. Но в том, что пела Илей, сомнений не возникало… Нежданный порыв ветра принес обрывки песни…

Нам нельзя загрустить и предаться унынью,

Ни слезинки нельзя уронить…

Словно лютни струна, оборвется в бессилье

Наших жизней суровая нить, —

И сольемся мы с горькой полынью…

Две стрелы, устраняя смешную помеху,

С тихим свистом начнут свой полет…

И в горах загрустит, растревожится эхо,

А полынь через нас прорастет,

Став могил наших вехой.

Но я буду тверда, я сдержусь, не заплачу,

Напоследок взглянув в небеса.

Ты бормочешь в бреду, словно веришь в удачу,

И бывают еще чудеса…

Но все будет иначе:

Нас убьют, чтоб из слов не творили любви,

Не мешали Пустому Всесилью!

Буйно вырастут травы на соленой крови…

И ты знаешь, сейчас уж полынью