Книга Нейтринная гонка - Пол Ди Филиппо

Ветерок, шевеливший волосы Баса, не успевал высушивать испарину, которая снова и снова проступала на его лбу.

На станции Бас запер свой «сегвей» и поднялся вверх по лестнице. Дверь станции «отхоберманилась»[13]настежь. Бас купил билет и после десятиминутного ожидания поехал на восток, в направлении города.

В дальнем конце вагона на стене висел плакат из протеобумаги. На его поверхности постоянно менялись рекламные клипы. Бас устало просмотрел их, но ни в одном не обнаружил злокозненных выпадов в свой адрес.

Сойдя на Саут-стейшн, он огляделся по сторонам в поисках своей персональной иконки на ближайшем листе общественной протеобумаги. Вскоре взгляд его обнаружил ее огонек в углу газетного киоска: стилизованное изображение светло-зеленой груши (ему сразу вспомнились родители) с инициалами БЭ по центру.

Каждый индивид в обществе обладал личной, выбранной им самим иконкой, занесенной в международный регистр. Иконки были многофунциональны, однако в данный момент Бас воспользовался своей собственной, чтобы та помогла ему добраться до клуба, в котором находится Крикет Ликлидер и ее товарищи. Его карманный телефон приветствовал все встречные листки протеобумаги, высвечивая на них иконки — своего рода электронные зернышки, призванные помочь найти дорогу к клубу в соответствии с полученным от Крикет адресом.

Позади газетного киоска, на табличке, указывающей наличие настенного огнетушителя, появилась еще одна груша. Бас сразу же направился к ней. Вместе с Басом свои иконки принялись отыскивать и другие пассажиры. Когда он приблизился ко второму светящемуся изображению груши, третья такая же иконка появилась на декоративной заплатке рюкзачка проходившего мимо школьника. Бас следовал за ним до тех пор, пока мальчишка не свернул направо. (В основу многих современных комедий и драм был положен сюжет случайного знакомства, ставшего возможным потому, что на чьих-то личных вещах появлялась иконка незнакомого человека. Последний, конечно же, мог отрицать подобного рода проникновение, однако делали это, на удивление, лишь очень немногие.) На рюкзаке иконка с изображением груши исчезла, но вскоре появилась наверху лестницы, ведущей в подземку. Таким образом, Баса подвели к вагону поезда метро, а затем к конечному месту назначения, зданию неподалеку от музея Изабеллы Стюарт Гарднер.

Поднимаясь по ступенькам крыльца довольно скромного на вид дома, он обратил внимание на изящный автомобиль марки «европа». Ветровое стекло машине заменял лист протеобумаги.

Бас поразился реальности «окон» машины, сквозь которые был виден водитель — молодой симпатичный яппи, оживленно болтавший со своей пассажиркой — незнакомой Басу красивой женщиной.

В действительности же окна машины представляли листы протеобумаги, совершенно непрозрачные. Внутренняя поверхность «окон» выполняла для пассажиров роль видеокамеры, позволявшей наблюдать за тем, что происходит снаружи (или чего-то другого, хотя, по идее, водителю не следовало отвлекаться от своего основного занятия). В свою очередь, внешние поверхности транслировали изображение внутренней части салона (по умолчанию) или (при желании) любую другую картинку. Водитель и пассажирка, которых увидел Бас, могли быть и настоящими людьми, и электронными муляжами. В машине вполне мог сидеть какой-нибудь хамоватый неряшливый тип, какой-нибудь Уолтер Мити, президент в изгнании, бывший глава Затонувших Островов или пресловутый террорист Манго Буш Мит. (Если у полиции возникало подозрение в том, что в машине действительно засел террорист, служители порядка немедленно требовали опустить стекла, чтобы произвести обыск в салоне.) Вновь обратив внимание на дверь с изображением до боли знакомой груши, Бас позвонил Крикет.

— Я уже пришел.

— Секундочку.

Дверь, навешенная на старомодных петлях, открылась. Бас вошел внутрь, где его встретила Крикет.

Сегодня на ней была уличная пижама из розового паучьего шелка, элегантно подчеркивавшая ее стройную фигуру, которую в прошлый раз скрывали тяжелые самурайские доспехи. Крикет приветливо улыбнулась ему, непринужденно обняла и легонько чмокнула в щеку.

— Смотри на жизнь веселей, мальчишечка-Бас! Все не так уж и отстойно.

— Нет, все обстоит гораздо хуже! Если Дагни будет и дальше без спросу лезть в протеобумагу, она погубит весь цивилизованный мир!

— Допустим, вы правы, Бас, но как ей это удастся сделать?

— Пока я не могу подробно рассказать, в чем тут дело. Скажу одно — во всем виноват я сам. Я нечаянно выболтал ей один секрет, и теперь она может беспрепятственно вторгаться в любой лист протеобумаги.

Крикет изумленно присвистнула.

— Я знала, что миллиардеры любители широких жестов, по ваш случай затмит даже отказ Южной Африки от лекарства, способного победить СПИД.

— Я вовсе не собирался дарить ей такую возможность. Если честно признаться, я был изрядно пьян и сболтнул лишнего, а она воспользовалась моей глупостью.

— Наша Дагни — умненькая девочка. Этого у нее не отнять.

Бас нервно оглядел тускло освещенный узкий коридор, заставленный старинной мебелью, и с облегчением убедился в том, что ни на одной из стен нет ни одного листа протеобумаги.

— Мы должны быть полностью уверены, что при встрече с вашими друзьями в помещении не будет и клочка протеобумаги. Иначе Дагни непременно подслушает наш разговор.

Следуя своему собственному совету, Бас вынул из кармана телефон и положил его на стол.

— Подождите здесь секунду. Я пойду и скажу всем, чтобы они избавились от протеобумаги — до последнего клочка.

Вернулась Крикет лишь через минуту.

— Все в порядке. Пойдемте.

— Как вашим друзьям удалось разжиться такими хоромами? — поинтересовался Бас, входя в длинный холл. — Я ожидал, что ваш клуб будет чем-то вроде знаменитого канадского «Кулхауса».

— Большинство «дабстеров» всего лишь любители, простые люди, которые каждый день ходят на работу. Нам не по средствам нанять крутого архитектора. Но один из нас — Лестер Шилл — очень богатый человек. Помните, вас тогда с ним знакомили? Его семейство ворочает миллионами еще с пятидесятых годов! У них немереные капиталовложения в самых прибыльных отраслях. Лестер — последний в династии Шиллов. Денег у него столько, что он не в состоянии все сам истратить. Вот и сдает нам этот особняк за символическую плату в один доллар в год. Мы используем этот дом в качестве штаб-квартиры.

— Неужели ему все равно, что будет с капиталами семьи после его смерти? — полюбопытствовал Бас, потому что его самого, не имевшего детей, очень беспокоила эта тема.

— Лестер не производитель потомства, — усмехнулась Крикет. — Поверьте мне, вам лучше не знать подробностей его жизни. Думаю, что он давно продумал свое завещание и отдал нужные распоряжения.