Книга Рождение Британии. С древнейших времен до 1485 года - Уинстон Спенсер Черчилль

Не остается времени даже на то, чтобы найти священника. Гастингсу отрубают голову во дворе Тауэра на оказавшемся под рукой бревне. Воцаряется страх.

Собственным вассалам на севере Ричард приказал явиться с оружием в Лондон под командованием своего верного помощника, сэра Ричарда Ратклифа. По дороге на юг Ратклиф захватил из замков, где их содержали, лорда Риверса, Грея и других командиров двухтысячного отряда конников и через несколько дней после казни Гастингса убил их в Помфрете. Факт их казни доказан и является бесспорным.

Тем временем королева Елизавета и ее второй сын по-прежнему укрывались в аббатстве. Ричард понимал, что ситуация выглядела бы более естественной, если бы оба брата находились под его опекой, и он побудил подвергнутый чистке Совет обратиться к королеве с просьбой отдать ему второго мальчика. Совет также рассмотрел вопрос о возможности применения силы в случае отказа. Не имея выбора, королева подчинилась, и маленького девятилетнего принца передали в Вестминстер-холле регенту, который нежно обнял мальчика и отправил его в Тауэр, которого ни ему, ни его брату уже не суждено было покинуть. Тем временем многочисленные северные отряды Ричарда приближались к Лондону. Они насчитывали несколько тысяч человек, и регент почувствовал себя достаточно сильным, чтобы предпринять следующий шаг. Коронация Эдуарда V откладывалась уже неоднократно. И вот теперь одному проповеднику, по имени Шоу, брату мэра Лондона, было поручено прочесть проповедь в соборе Святого Павла. Взяв за основу текст о незаконнорожденных, которые «не пускают глубоких корней», Шоу подверг сомнению законность брака Эдуарда IV и Елизаветы Вудвилл, выдвинув ряд обоснований этого, включая колдовство, нарушение якобы уже заключенной помолвки с Элеонорой Батлер и утверждение о том, что церемония была совершена в неосвященном месте. Из всего этого он сделал вывод, что дети Эдуарда незаконнорожденные и что корона по праву принадлежит Ричарду. Было даже высказано предположение, что и сам Эдуард IV не является сыном своего отца. В это время там же появился Ричард в сопровождении Бэкингема, ожидавший, очевидно, общего приветствия и провозглашения королем, но, говорит Мор, «люди были настолько далеки от того, чтобы кричать «Король Ричард!», что стояли, будто каменные, дивясь бесстыдной проповеди». Два дня спустя возможность проявить себя получил Бэкингем и, по словам одного очевидца, был столь красноречив и столь хорошо подготовлен, что даже ни разу не остановился, чтобы сплюнуть; но народ снова остался нем, и лишь несколько слуг герцога, бросая вверх головные уборы, кричали «Король Ричард!».

Тем не менее 25 июня был созван парламент, который после ознакомления с перечнем доказательств о незаконности брака короля с Елизаветой и провозглашения его детей бастардами обратился к Ричарду с просьбой принять корону. Депутация во главе с герцогом Бэкингемом отправилась к регенту, находившемуся в доме своей матери, чью добродетель он предал поруганию. С приличествующей этому моменту скромностью Ричард упорно отказывайся от столь высокой чести, но когда Бэкингем заверил его, что дети Эдуарда не будут править в любом случае и что в случае отказа Ричарда послужить стране им придется избирать короля из других представителей знати, тот преодолел сомнения совести и уступил требованию общественного долга. На следующий день его с большими церемониями возвели на трон. Одновременно на Финсбери Филдс был проведен смотр отрядам, приведенным Ратклифом с севера. Их оказалось около пяти тысяч человек, «бедного вида… в ржавых доспехах, не чищенных и никуда не годных». Город вздохнул с облегчением, узнав, что и сила, и численность этих головорезов была сильно преувеличена.

Коронацию Ричарда III назначили на 6 июля; торжественные процессии и любопытные зрелища отвлекали беспокойную публику. В качестве акта милосердия Ричард освободил из-под ареста архиепископа Йоркского и передал Мортона, епископа Эли, под опеку Бэкингема. Коронация праздновалась со всей возможной помпой и блеском. Особое внимание уделялось религиозным ритуалам. Архиепископ Кентерберийский Томас Буршье возложил короны на головы короля и королевы, они были помазаны елеем; они приняли символы власти в присутствии всего собрания и, наконец, подкрепили силы на пиру в Вестминстер-холле. Теперь Ричард обладал титулом, признанным и подтвержденным парламентом, а кроме того, с принятием актов о незаконнорожденности детей Эдуарда становился также наследником трона по крови. Казалось, что план удался как нельзя лучше. И тем не менее именно с этого самого момента Ричард III начал испытывать заметное недоверие и враждебность всех классов, преодолеть которые он при всем своем искусстве так и не смог. «После этого, – писал хронист Фабиан, книга которого появилась в 1516 г., – он вызвал великую ненависть большей части знати своего королевства, и те, которые прежде любили и превозносили его… теперь шептались и завидовали. За исключением тех, кто поддерживал Ричарда из страха или ради богатых подарков, которые они получали от него, лишь некоторые, если таковые вообще находились, являлись его сторонниками».

Защитники короля Ричарда согласны с тем, что тюдоровская версия событий предпочтительнее. Но английский народ, живший в то время и бывший непосредственным свидетелем этих событий, сформировал свои убеждения за два года до того, как Тюдоры пришли к власти или даже стали играть сколько-нибудь значительную роль в политике. Ричард III обладал высшей властью. Он изложил свою версию, используя те средства, которые оказались под рукой, и ему сразу же и почти повсеместно не поверили. Невозможно оспорить тот факт, что подавляющее большинство нации было убеждено: Ричард употребил свою власть регента, чтобы захватить корону, а принцы исчезли в Тауэре.

Никто не сделал так много, чтобы усадить Ричарда на трон, как герцог Бэкингем, и ни на кого король не пролил такого дождя подарков и милостей. Тем не менее за три первых месяца правления Ричарда Бэкингем превратился из главной опоры в смертельного врага короля-узурпатора. Мотивы такой разительной перемены не вполне ясны. Возможно, ему не захотелось становиться соучастником того, что, как он предвидел, будет заключительным актом узурпации. Возможно, он боялся за себя – разве не текла и в его жилах королевская кровь? Его предком через Бофоров и Томаса Вудстока был Эдуард III. Полагали, что когда при короле Ричарде II семья Бофоров была узаконена, то в жалованной грамоте содержалась оговорка, лишавшая их права наследования короны. Вероятно, в оригинальном документе она отсутствовала, а была дописана только во время правления Генриха IV. Герцог Бэкингем, Бофор по материнской линии, владел оригинальной жалованной грамотой, подтвержденной в парламенте, скрепленной Большой государственной печатью, где такая оговорка отсутствовала. Хотя он и оберегал эту тайну со всем необходимым благоразумием, он мог теперь видеть в себе потенциального претендента на корону и вряд ли чувствовал бы себя в большой безопасности, если бы Ричард тоже