Книга Бурят - Квинтус Номен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Насколько я понял, мелкие вразумительные войны в такую стратегию тоже нужно включать?
— А что вы меня-то об этом спрашиваете? Я не стратег, я о таких вещах вообще думать только потом начинаю. А вы должны все это — включая и возможные вразумительные войны — заранее продумать и решить, нужны они или нет. И особенно продумать вариант, когда мелкая война может перейти в большую, где СССР серьезно огребет от супостата из-за недооценки сил противника и переоценки своих собственных. С румынами получилось все просто: эти мамалыжники так любят хвастаться, что все свои секреты заранее чуть ли не в газетах опубликовали, так что просто грех им было не надавать.
— А вы верите иностранным газетам?
— Я верю агентуре товарища Мессинга. А еще я очень даже верю отчетам нашего собственного статуправления: Станислав Густавович очень качественно умеет обрабатывать первичную информацию, а Николай Андреевич давно уже добился того, чтобы эта информация была абсолютно достоверной. Так что…
— Я понял. Когда вам необходимы наметки стратегического плана?
— Значит не поняли. Мне этот стратегический план вообще не нужен, просто потому не нужен, что я ничего в нем не пойму. Вы план разрабатываете, с тем же Струмилиным его просчитываете, утверждаете его у Глеба Максимилиановича — и помогаете министретсвам его исполнить.
— Интересно, как это я министерствам-то помочь могу?
— А это ничего, что две трети министров или три четверти сотрудников центральных аппаратов министерств — объявленные большевики? Следите за ними по партийной линии, при необходимости кадрами помогите или наоборот взгрейте нерадивых работников вплоть до высшей меры соцзащиты.
— А вы чем тогда заниматься будете? Вы же — Предсовмина.
— А еще я председатель Президиума ЦИК. И я занимаюсь лишь тем, что смотрю, чтобы никто ответственным товарищам не мешал хорошо выполнять свою работу. И это все ми обязанности, а что-то еще я делать не могу. Я не умею, в конце-то концов я всего лишь горный инженер, причем давно уже даже хорошим называть себя не могу.
— То есть вы сейчас решили сделать так, чтобы мне никто не мешал?
— Хм… ну да. Но в любом случае вам-то, если вы работу не очень хорошо сделаете, пуля в голову не прилетит.
— А я вот давно спросить хотел… почему вы приняли решение о своем уничтожении при совершении каких-то ошибочных действий? И почему только вы… собираетесь быть убитым?
— Вы… не совсем верно поняли. Закон гласит, что Предсовмина и Председатель ЦИК должны быть уничтожены если трое из четырех контролеров решат, что данные должностные лица своими действиями наносят существенный вред России. Не Николай Павлович Андреев, случайно занявший два этих поста, а любой, кто будет эти посты занимать. И контролеры, кстати, не конкретные люди, а определенные должностные лица, причем выбираемые случайным образом из довольно приличного списка должностей. Так что ни Предсовмина, ни Председатель Президиума знать не знает, кто его контролирует. То есть другой Предсовмина и другой Председатель, я-то себе контролеров лично назначил пока список подходящих должностей был еще не определен. А причина проста: на этих постах есть соблазн воспользоваться практически императорской властью в не самых нужных для страны целей. Так что потребен и ограничитель такой власти, серьезный такой ограничитель.
— А если контролеры вдруг сговорятся…
— Вариант возможен, но все же маловероятен: на должности у нас случайные люди не попадают, а интересы соответствующих ведомств и организаций не совпадают. Они вообще друг другу противоположны. Так что шанс выжить все же имеется…
— Мне кажется, что такой подход не может считаться справедливым.
— А жизнь вообще несправедлива. Зато именно такой подход нацеливает занимающих высшие должности именно к обеспечению справедливости, причем не по отношению к себе любимому, а ко всем.
— А как к этому относится ваша жена?
— Как…Маша сказала, что исполнителю мешать не будет, просто сама застрелится после этого. Она уже даже с сестрой договорилась, что та детей наших потом воспитает… правильно.
— Ну что же… тогда я пойду заниматься стратегией. Но когда ее проработаю, обязательно обсужу ее с вами.
Тридцать восьмой год прошел в напряженном ожидании. Советский Союз тихо и незаметно готовился в предстоящей войне, иностранцы тоже к войне готовились. Очень серьезно готовилась Германия, в начале февраля присоединившая к себе Австрию, а осенью забравшая — при полном согласии прочих «европейских держав» — Чехословакию. А в конце марта тридцать девятого Германия начала войну с Польшей.
Николай Павлович приказал наглухо перекрыть польскую границу и не пропускать не территорию СССР никого. А на очередной протест со стороны Сталина (причем даже не личный, а от имени партии) он ответил просто:
— У нас в Конституции записана свобода вероисповедания, но запрещена деятельность религиозных организаций, чия религия провозглашает неравенство людей или превосходство одной нации над другой, а так же въезд на территорию СССР лиц, таковые религии исповедующих. Католики считают, что все некатолики — дикари, иудеи провозглашают евреев высшее нацией, а из Польши кто к нам перейти может? Католики и иудеи, которых СССР в соответствии с Конституцией в страну допустить не имеет права.
— Но гуманитарные соображения…
— Закон — един для всех, а России на всяких иностранцев вообще плевать. СССР заботится исключительно о своих гражданах.
— Плоховато заботится, пограничники сколько народу, на время выехавшего, обратно в страну не пустили?
— Те, кто исповедует неправильные, антиконституционные религии, праве покинуть СССР в любое время. Зная при этом, что обратной дороги не будет — и мы что, каждого должны уговаривать, а потом ради их блага собственный закон нарушать?
— Но это…
— Это — закон. А поляки пусть сами свои проблемы решают.
— Вы с такой политикой уже дорешались. В Испании республиканцы потерпели поражение…
— А они и с нашей помощью его потерпели бы. У ни же там полная анарзия была в республиканских войсках, да и коммунисты там… Товарищ Троцкий по сравнению с ними ангелом бы показался.
— Ну, с этим вы, конечно, правы — я про испанских коммунистов. Но теперь, если немцы выйдут на наши