Книга Ивушка неплакучая - Михаил Николаевич Алексеев

голосом:

Сорок елок, сорок елок,

Сорок елочек подряд.

Нынче вот какая мода

Девки сватают ребят

— Го-го-го!

— Ха-ха-ха!

В хмельном поезде — хохот, рев. Феня стояла не шелохнувшись, с застывшим, окаменелым лицом. Лишь глаза все более темнели, не мигаючи глядя на глумливую процессию. Не выдержала лишь тогда, когда услышала голос самой Наденки:

Я иду, а мне навстречу

Трактора да трактора.

Почему любовь не лечат

Никакие доктора?

Вот тогда только Феня повернулась и побежала к своему трактору. А ей вдогонку неслась, жаля и обжигая, глупая и злая прибаутка Пищки, сочиненная, похоже, им самим для этого случая:

Ах ты, Феня дорогая,

Нынче новые права,

Если парень не подходит,

То тяни за рукава.

Настя не вытерпела, подскочила к первой подводе, закричала, чуть не плача:

— Как вам не стыдно? Да замолчите вы! Авдей Петрович, как ты глядишь на все это? — Затем посмотрела на Пишку так, что тот на миг опешил: — Прочь отсюда, кривая собака!.Дезертир несчастный!

— Ну ты вот что, ты не больно! Я ведь не посмотрю, что ты Шпичиха. И на вас найду управу. Оскорблять инвалида Великой Отечественной! — вмиг протрезвев, ощетинился Пишка. — За это ответишь!

— Отвечу. Уматывайте отсюда, пока мы всех вас не подавили тракторами, как сусликов!

Во второй подводе, за спиною погонщика, важно восседали сватьи — Матрена Дивеевна Штопалиха и Авдотья Степановна. Морщины на лице Штопалихи разошлись, разгладились от беспредельной широкой улыбки. Ее тоже подмывало пропеть частушку, но она не решалась и только шевелила губами, да плечи, неудержимо подпрыгивали, как подпрыгивали они у нее в молодости, когда она, бывало, притопывая, приговаривала: «Ходи, изба, ходи, печь. Хозяину негде лечь». Лик Штопалихи был сейчас светел, радостен и малость лукав. И вдруг на том же лйце все переменилось: только что молодо поблескивающие глаза округлились в живот-ном страхе, рот разверзся в жутком крике.

Как раз в эту минуту из-за будки выкатился на сестрином тракторе Павлик Угрюмов. На черном от мазута, грязи и пыли лице — яростный оскал ослепительно белых зубов. Брошенный вдогонку отчаянный Фенин крик: «Павлушка, наза-а-а-ад!»— видать, опоздал или не был услышан вовсе за ревом мотора и за визгом всполошившихся в поезде женщин. Врезавшись передним колесом в задний угол заглавной брички, опрокинув ее вместе с женихом, невестой, дружкою и ездовым, зацепив затем и вторую, перевернув и ее, исторгнув из покатившейся растрепанным снопом по земле Штопалихи паническое: «Караул, убили, убили!», взбесившийся парень направил бы свою машину и на другие подводы, но перепуганные бабьими воплями лошади разнесли их по степи и теперь мчали бог весть куда. Многие женщины, впрочем, догадались спрыгнуть с телег и теперь пестрыми курами рассыпались по полю. Под гору, от места происшествия катились, будто вперегонки, два колеса от пострадавших подвод. Какие-то мальчишки увязались за ними, усиливались подхватить, удержать, но это им не удавалось, — так и скрылись из виду вместе с теми ошалевшими колесами.

У дороги оставались лишь Авдей, Наденка, Пишка и их кучер, этот последний выпряг из покалеченной брички лошадей и сейчас держал их, храпящих и пританцовывающих, под уздцы, то ли не зная, что ему делать дальше, то ли ожидая указаний жениха и дружки. Но Авдею и Пишке было недосуг. Первый, совершенно некстати, а потому и глупо улыбаясь, поправлял на своей невесте, по-детски, судорожно всхлипывающей, шмыгающей носом, свадебный наряд; а Пишка, встав на четвереньки, ползал у их ног, рядом, что-то вышаривал в пожухлой траве, искал чего-то, дав полную волю своему мастерству по части матерщины.

— Убью щенка! Раздеру, как лягушонка! — орал он, задыхаясь и от клокотавшего в нем негодования, и от неестественного положения, к коему его. принудили обстоятельства. Отчаявшись найти пропажу в одиночку, обратился за помощью к Авдею и Наденке: — Какого… вы там ощипываетесь и охорашиваетесь? Помогите мне!

— Да что с тобой? — наклонился к Пишке жених: — Что ты тут потерял?

— Известно что. Ай не видишь? — Пишка вывернул шею так, чтобы его беда стала тотчас же очевидною для всех, но все-таки уточнил: — Этот мерзавец, щенок, глаз мне вышиб, опять оставил с одним!

Авдей только сейчас увидел, что на разгневанном Пишкином лице светился лишь один глаз, а другой, искусственный, который еще недавно так надменно, равнодушно и бесстрастно взирал на все, что бы перед ним ни являлось, куда-то пропал, оставив вновь своего лукавого, насмешливого собрата в печальном одиночестве.

Скоро поисковая группа получила подкрепление. В нее включились свахи, пришедшие наконец в себя; бригадир Непряхин, попытавшийся хотя бы вот таким своим участием немного смягчить, убавить кару, которая не замедлит обрушиться и на юного тракториста, и на бригаду, и на него, бригадира, на Тишку, за то, что недоглядел вовремя, не остановил мальчишку, не предотвратил несчастья. Ползая рядом с Пишкой, Тишка на чем свет стоит клял Угрюмова-младшего и всю их упрямую породу, не пощадил и самого Леонтия Сидоровича, лишь бы только расположить к себе Пишку, понесшего столь великую «втрату». С уст Тишкиных в какой уж раз готов был сорваться торжествующий клич, — это тогда, когда на глаза его попадались светлые, кварцевые камушки, легко принимаемые за Пишкино искусственное око. К счастью для себя, Тишка быстро догадывался об ошибке, и готовые сорваться с его губ радостные клики застревали в горле.

Ничего этого уже не видел главный виновник случившегося. Сделав свое дело, Павлик развернулся и, не убавляя скорости, увел трактор на самый дальний клин зяби. Ушли к своим машинам и Настя с Марией. Феня же вернулась в будку, упала на нары, натянула на себя брезент, укрывшись им с головою. Никто не решился подойти к ней, как-то утешить. Это могла бы сделать Катерина Ступкина, но она находилась еще в Завидове, получала на складе продукты. Какое-то время Феня слышала возню, разговоры там, у дороги, потом и они стихли. Скрежетал лишь кусок железа, сорванный с гвоздей где-то там на крыше; ветер, балующийся этим куском, доносил до нее приглушенный рокот удаляющихся тракторов. Чулюкнула раза три синица, заглянувшая по причине своего извечного и часто рокового для нее любопытства в будку через разбитое оконце, но, не получив ответа, разочарованно пискнула в последний раз и убралась. В ушах Фени, однако, шумело, а перед плотно закрытыми глазами живо стояло то, что только что пронеслось перед нею там, за будкой, то, что она готова была скорее