Книга Дальше фронта - Василий Звягинцев

Ответом было всеобщее одобрение, частично словесное, частично выразившееся в обращенных к неофитам улыбках и дружелюбных кивках, а от рядом сидевшего Ростокина Ляхов получил даже крепкое рукопожатие.

И Вадим второй, не скрывая радости, сделал значительное лицо. Это ведь две большие разницы – агент на зарплате или полноправный член могущественной организации, повелевающей мирами.

Ляхов вспомнил про почти такое же дело с Пересветами и вдруг, сам от себя этого не ожидая, сказал:

– А если я не хочу? Вы можете делать все, что вам угодно, как угодно объяснять, но я в этом участвовать не хочу. Ни в каком качестве.

Увидел изумленные глаза Вадима.

Еще до того, как последовала реакция старших членов Братства, его нежно взяла под локоть рядом сидевшая дама, та самая Лариса.

– Юноша, кто же вас спрашивает? – спросила на вид двадцатипятилетняя девушка тридцатилетнего полковника.

На самом деле его спрашивали.

Вечер получился очень длинный, в течение которого хозяева, за исключением Ларисы, отнесшиеся к его заявлению с полным пониманием, пытались, каждый для себя и в меру собственных представлений, выяснить причину столь категорического неприятия.

Само собой, первым, кто увлек его в уютное, подходящее для выяснения отношений помещение, был Вадим.

– Ты что, совсем идиот или как? – вопрошал он на правах близкого родственника. – Такие предложения делаются одному из ста миллионов, и далеко не каждый год. Что тебе еще надо? Повелевать царицею морскою?

– Да ничего мне не надо, – отбивался Ляхов. – Просто не желаю я, чтобы меня использовали. Кто угодно и в любых целях, пусть и самых благородных. Присягу я давал общеармейскую плюс согласился принять флигель-адъютантство. И для меня достаточно. Не могу же я теперь в свите князя состоять, а выполнять приказы совсем других людей!

Заявить, что эти слова – признак догматизма и интеллектуальной отсталости – Вадим не решился, если даже думал именно так. А что ему помешало? Наверное, уважение к самому себе, в своей, так сказать, улучшенной реинкарнации.

Были бы другие обстоятельства, и он, скорее всего, предпочел бы честь выгоде. Но у него таких возможностей в его реальности, увы, не имелось. Подлостей он тоже не совершал, служил как привык, и тем не менее…

– Ладно, поступай как знаешь. На меня в любом случае можешь рассчитывать…

Общей для них обоих манерой закинул руки за спину, твердой походкой отошел к окну, но уже там закурил излишне нервно.

Понятное дело, раздрай внутри собственной личности.

Ростокин, гораздо более близкий по менталитету и сроку службы член Братства, долго и убедительно разъяснял Ляхову, что личная текущая реальность мало имеет точек соприкосновения с Всеобщей. Рассказал о собственном опыте 2055 – 2056 годов, 1924-го и некоторых других.

– Понимаешь, главное ведь не те или иные частные правды, которые по ограниченности нашего опыта кажутся единственно возможными и ценными. Главное – высшая истина в ее самых разнообразных проявлениях. Я впервые попал в стихию той Гражданской войны, о которой в книжках не писалось. Очень многое понял. Милейшие люди, которым в других обстоятельствах цены бы не было, в борьбе за идею превращались в гнусных подонков. А те, кто вроде бы, по формальной оценке их поступков, вроде нашего Паши Кирсанова, считались кровавыми прислужниками исторически обреченного режима, оказались гуманистами высшей пробы.

Очень это, знаешь ли, трудно – взять грех на душу. Поставить к стенке сотню возвышенных идеалистов ради того, чтобы миллионы ничем не примечательных людей могли продолжить свое никчемное существование. Да вот давай, прямо завтра, – оживился Ростокин, – я тебя буквально на пару часов сопровожу в мой любимый год, просто по улицам прогуляемся, потом на столько же – в двадцать четвертый, в ту же Москву, сам все сравнишь и подумаешь. Главное – не спешить с окончательными решениями.

После чего, усадив его за столик рядом со своей подругой Аллой, доверительно предложил:

– А ты меня к твоим покойникам проводишь. У нас собственный опыт общения с ними есть. Вот и сравним, какие – настоящие, что у них общего, а что – разное.

К величайшему удивлению Ляхова, именно те люди, которых (как он думал) его согласие или несогласие вступить в Братство должно было занимать больше всего, отнеслись к этому с полным, даже оскорбительным равнодушием.

Ни Шульгин, ни Новиков, ни Воронцов, к которому он испытывал наибольшую симпатию, к нему даже не подошли после окончания застолья.

С точки зрения психолога он мог бы подумать, что это просто такой рассчитанный ход, сначала легкая артподготовка, а уже потом вступят в действие главные силы.

Но нет. Прошли все разумные для эффектно выдержанной паузы сроки – и ничего.

Наконец в зале остались только он с Вадимом, Белли, Басманов, Кирсанов. Уроженцы ХIХ века, не забивая себе голову высокими материями, уселись за покер при свечах, более не ограничиваясь свыше навязанной сдержанностью в употреблении спиртных напитков и ненормативной лексики. Выложили перед собой столбики золотых червонцев в банковской упаковке. Сдали карты.

Двойник предложил переместиться подальше, за плотную бархатную портьеру, отделяющую лоджию от общего помещения. Еще о чем-то поговорить хотел или просто выпить на прощание, до упора, или как получится.

И вот тут к ним вошел Шульгин.

Сбросивший пиджак, расстегнувший две верхние пуговицы рубашки, с несколько растрепанной шевелюрой. Совсем свой, простецкий парень, на вид – весьма нетрезвый. И все равно выглядящий по сравнению с ними, вроде бы опытными тридцатилетними мужчинами, вдвое, а то и втрое старшим. Умудренным неведомыми им жизненными коллизиями.

– Обо всем поговорили? – спросил он с доброй улыбкой, наливая себе из первой попавшейся под руку бутылки. – Не договорились?

Вадим, как-то потерявшись под прозрачным взглядом куратора, сделал слабый отрицающий жест.

– Ну и правильно. Уважаю, полковник. Убеждения – это самое главное. За них и помереть не жалко. Но жить – все равно лучше. Хочешь – маленькая задачка?

Ляхов, чувствуя, что сейчас его поймают, промолчал и даже отвернулся к окну, за которым в полную силу сияли южные звезды.

– Проект Юдифь – не слышал?

Ляхов мотнул головой.

– Ну, вы там, может, атеисты покруче нас, однако Библию иногда листать надо. Суть же вот в чем. Подругу твоего верного дружка Тарханова запрограммировали так, что в любую минуту она или грохнет вашего Великого князя, из пистолета, или булавкой в основание черепа, или совратит его совершенно непредсказуемым образом. Главная беда – до сих пор не знаю, кто такую пакость придумал, каким способом девушку зомбировал и когда будет сделано дело.