Книга Время игры - Василий Звягинцев

Мы, мол, чистенькие, вы — грязненькие, делайте что хотите, только не мешайте нам жить сытно и красиво. А кто переступит предписанные вам рамки — «охрана стреляет без предупреждения».

Но это политика. Интереснее с экономикой.

Почти до конца XX века Россия оставалась среднеразвитой страной с не слишком высоким уровнем жизни, где-то посередине между Францией и Италией. А потом начался труднообъяснимый взлет, за двадцать лет выведший страну в первую тройку по всем социально-экономическим показателям.

Тут тоже просматривалось не просто двойное, а тройное, если не более, дно.

То, что именно в России был изобретен хроноквантовый двигатель, это, конечно, случайность, а может быть, и нет. Наши люди всегда отличались хитроумием в части всяческих штучек, не имевших аналогов в мире, только не умели доводить их до коммерческого эффекта. Начиная от телевизора Зворыкина и до мощнейших ЭВМ шестидесятых годов, которые были намного лучше американских, но так и не превратились в массовые и всем доступные ПК.

А здесь наши земляки распорядились умненько.

Запатентовали во всех цивилизованных странах идею двигателя, рабочий образец и каждый узел и элемент по отдельности. Некоторые же технологические хитрости засекретили, тем самым став абсолютными монополистами.

Грубо говоря, к звездам отныне могли летать только те, кому «наши» соглашались продавать готовые движки. Сама же Россия могла строить столько звездолетов, сколько хотелось, снимать сливки с новооткрываемых планет и звездных систем.

Одного этого уже хватило бы для «красивой жизни», но российские бизнесмены и правители продолжали демонстрировать изумительную дальновидность и хватку.

Следующие десять лет стали эпохой избавления от тяжелой промышленности. Часть производства переместили за границу и в отдаленные районы страны, часть просто ликвидировали. Сохранились и продолжали развиваться только военно-техническая, аэрокосмическая, компьютерная, еще несколько экологически почти безвредных супертехнологичных отраслей.

Большая часть 400-миллионного населения страны занималась наукой (и прибыльно продавала идеи и ноу-хау), искусствами, туристическим бизнесом, внешней и внутренней торговлей, сельским хозяйством, летала к звездам…

Воплощенная утопия, иначе не скажешь.

Как пошло с Японской войны небывалое везение, так и продолжалось вторую сотню лет. Как говорят преферансисты — «прет карта»!

Вот мы с Ириной и работали, порой по десять часов в сутки, чтобы разъяснить загадку не просто экономического взлета, а смены всего национального менталитета, случившегося за исторически ничтожный срок — каких-то тридцать лет.

Преимущество над туземными историками и политологами у нас было колоссальное. Мы могли отслеживать ситуацию сразу и извне, и изнутри. Как бы поднявшись над двухмерной плоскостью в третье измерение.

Человек, родившийся здесь и выросший, просто не представлял, что история России и мира может быть (еще точнее — должна быть) иной, поэтому любое историческое событие было для него объективно закономерным и, если так можно выразиться, равноценным. В смысле степени воздействия на существование реальности.

Кстати, о чем я еще нередко задумывался, и сейчас, и ранее, так это над поразительной слепотой и инертностью мышления наших, из «настоящей» реальности историков. А ведь казалось бы…

Еще в пятьдесят четвертом году был написан Азимовым «Конец вечности», гениальная в смысле провидчества книга, а ее словно бы и не заметили все, кроме фанатов фантастики. И продолжали твердить, как талмудисты в ешиботе[46]: «История не знает сослагательного наклонения», не понимая простейшей вещи: если бы все обстояло именно так, откуда бы вообще взялось в языке это самое наклонение? Зачем его придумали древние славяне, создатели нашего языка?

Кстати, я обратил внимание, что благодаря сравнительно спокойному, поступательному ходу истории не только в России, во всем мире практически отсутствовала фантастическая литература. Кое-что издавалось, конечно, но приблизительно столько же, как в начале наших двадцатых годов.

Понять можно. Кто когда-нибудь читал толковую датскую, швейцарскую, финскую фантастику? Она ведь, как писал Брандис, литература предупреждения, или, как считал я в СССР, — форма эскапизма.

Ни для того, ни для другого почвы здесь нет.

Здесь процветают детективы, боевики, солдатские романы, воспевающие «несущих бремя белых». Киплинг пополам с Ремарком.

Если кому интересно, могу добавить. Ремарк «На Западном фронте…» написать успел и издал в том же 1929 году, а больше — ничего. Не о чем ему стало писать.

Вот тут и подумаешь: а что лучше, фашизм и десятки великолепных антифашистских романов или ни того, ни другого?

Вторжение Наполеона и «Война и мир», покорение Кавказа и книги Толстого, Марлинского, Лермонтова или тишь, гладь и божья благодать?

Да и «Тихий Дон» с «Хождением по мукам», нужны они мировой литературе? Последний вопрос, чтобы подвести черту под этим рассуждением. Впрочем, «Хождение по мукам» я в библиотеке нашел. Называлось оно «Сестры», до момента побега Телегина из плена совпадало с оригиналом почти дословно, а потом сюжет поворачивался кардинально.

Ни в какую Красную Армию Иван Ильич не вступал, равно как и Вадим Петрович в Белую, Даша уезжала искать Телегина в Берлин, Рощин участвовал в антибольшевистском перевороте, Катя была все время рядом с ним, а потом они все встретились и уехали в Ниццу, где еще до войны адвокат Смоковников купил жене домик, чтобы отдохнуть от потрясений.

Но стилистически эта книга была написана гораздо лучше прежней, поскольку «красный граф» обошелся без идеологии и ограничился рамками семейного романа в эпоху крутых перемен.

Пока Ирина изучала документы XXI века, я продолжал зарываться в дебри и хитросплетения событий начала прошлого.

Я попросил Шульгина, и он из Фримантла, последнего цивилизованного города вплоть до Суэца, перебросил мне авиапочтой несколько книг из библиотеки «Призрака».

Теперь я мог квалифицированно сравнивать буквально дни и часы пресловутого 1903 года.

И вот оно, открытие! Момент Истины.

Не Шампольон я, конечно, расшифровавший Розеттский камень, и не Шлиман, нашедший Трою, но все же, все же…

Запись в дневнике здешнего Николая Второго от февраля 1903 года:

«Сегодня возвратились из Саровской пустыни. Настоятель монастыря отец Алимпий дал мне прочесть завещание Святого Серафима и его Послание будущим Самодержцам Российским. Сначала я очень расстроился и даже плакал. Какая мудрость, какая глубина и как страшна предсказанная мне судьба. Не утешило даже грядущее причисление меня к сонму Святых, в земле Российской просиявших.

Потом я перечитал Послание еще два раза и понял, что нужно делать. Не обо мне, недостойном, речь, а о судьбах возлюбленной России.