Книга Эдинбургская темница - Вальтер Скотт

Теперешний представитель этого древнего рода был небольшим плотным человеком лет пятидесяти, который находил удовольствие в том, что следовал одновременно модам горной и равнинной Шотландии: на голове его был черный парик с косичкой, над которым возвышалась огромная треуголка, обильно расшитая золотым позументом, а остальной костюм состоял из пледа и юбки шотландских горцев. Округ, подведомственный Дункану, принадлежал частично к горной, а частично к равнинной Шотландии, и в знак того, что он не оказывает предпочтения ни троянцам, ни ахейцам, Дункан следовал национальным обычаям обоих районов. Благодаря этому странному сочетанию он имел самый нелепый и смехотворный вид, ибо создавалось впечатление, что его голова и туловище принадлежат двум разным людям; или, как сказал один из свидетелей казни мятежников в 1715 году, можно было подумать, что якобитский волшебник, воскресив страдальцев, приставил в своей поспешности голову англичанина к туловищу шотландца. Чтобы завершить портрет, следует еще отметить, что манеры доблестного Дункана были порывисты, резки и самоуверенны, а медно-красный вздернутый нос свидетельствовал о склонности его обладателя к юсквебо и вспышкам гнева.

Приблизившись к Джини и Батлеру, это сановное лицо обратилось к ним со следующими словами, произнесенными с самым самоуверенным видом:

— Позволю себе приветствовать вашу дочь, ибо полагаю, что сия девица именно ею и является. По долгу моей слушбы, я целую кашдую хорошенькую девушку, что прибывает в Рознит.

Произнеся эту галантную речь, он вынул изо рта кусок жевательного табака, с явным удовольствием чмокнул Джини в щеку и поздравил ее с прибытием во владения Аргайла. Потом он обратился к Батлеру:

— А вы завтра утром отправляйтесь пошивее к здешним священникам, они хотят поскорее уладить ваше дельце, да и выпить по такому случаю: у нас тут никакие дела всухую не делаются.

— А лэрд… — начал было Дэвид, намереваясь дать Батлеру дальнейшие объяснения.

— Капитан, сударь, — прервал его Дункан, — шентльменов надо величать, как им полошено по их чинам, не то не разберешь, о чем вы там толкуете.

— То есть капитан, — поправился Дэвид. — Он заверил меня, что прихожане выбрали тебя единогласно, Рубен. Это было самое настоящее единодушное избрание.

— Еще бы не единогласно, — вмешался Дункан, — коли одна половина их лопочет по-английски, а другая тарахтит на гэльском, совсем как чайки да дикие гуси перед грозой. Чтобы с ними тут толком сговориться, надо прямо-таки всем языкам обучиться. Поэтому самое правильное гаркнуть им просто: «Да здравствуют Мак-Каллумор и Нокдандер!» — и дело с концом! А что до единогласия, то хотел бы я знать, как эти дубины посмеют не захотеть того, чего герцог и я хотим!

— Тем не менее, — сказал Батлер, — если у кого-либо из прихожан есть какие-нибудь сомнения, которые иногда могут быть у истинно верующих, я буду счастлив дать им любые разъяснения.

— Бросьте, сударь, голову над этим ломать, — заявил Дункан Нок, — и полошитесь на меня в этом деле. Сомнения! Как это так, черт возьми, они станут вдруг сомневаться в том, что им приказано? А уж коли так случится, то этакого истинно верующего, как вы его соизволили назвать, я подвяшу к корме своей лодки и протащу этак с милю по заливу! Вот тогда и посмотрим, не смоет ли водица Холи-лоха все его сомнения вместе с блохами, черт возьми! Остальная часть угрозы Дункана застряла в его глотке грозным рычанием, которым он дал понять, что методы обращения неверующих на путь истины не будут отличаться особой мягкостью. Дэвид Динс, без сомнения, выступил бы в защиту права христианской общины, являвшегося по его мнению, ее самой ценной и неотъемлемой привилегией, — выбирать пастора по своему усмотрению, но он как раз беседовал с Джини, расспрашивая ее о подробностях путешествия в Лондон с таким интересом, какой не проявлял даже к своей профессии и религиозным диспутам. Это обстоятельство послужило на пользу дружбе, завязывавшейся между ним и капитаном Нокдандером, вызванной, по мнению Дэвида, его неоспоримыми скотоводческими познаниями, а на самом деле основанной на строгом предписании герцога и его уполномоченного, в котором Дункану приказывалось всячески помогать Динсу и его семейству.

— А теперь, господа, — сказал Дункан повелительным тоном, — извольте пошаловать к ушину, а то мистер Арчибалд просто помирает с голоду и вон та саксонка тоше: та, что вытаращила глаза со страху и удивления, словно прешде ей не доводилось видеть шентльменов в юбках.

— Рубен Батлер, — сказал Дэвид, — захочет, наверно, сразу удалиться на покой, дабы собрать свои мысли перед предстоящим, чтобы труды его увенчались завтра успехом и благочестивые здешние пресвитериане насладились бы прелестью божественных истин.

— Как бы не так! — вмешался капитан. — Сразу видать, что вы их совсем не знаете. Пообещайте-ка им лучше, что они насладятся прелестью вот того пирога, запах которого я чую в воздухе (он задрал вверх свой вздернутый нос), и они отдадут за него все, что мистер Патлер или вы сами им наболтаете.

Дэвид простонал, но, подумав, что имеет дело с Галлионом, решил не вступать в бой. Они последовали за капитаном к дому и чинно уселись за стол, уставленный обильным ужином. Еще одним достойным упоминания обстоятельством этого вечера явилась молитва, прочитанная Батлером, которая показалась Нокдандеру слишком длинной, а Дэвиду — слишком короткой, из чего благосклонный читатель заключит, что продолжительность ее была как раз такой, какую требовал данный случай.

ГЛАВА XLV

Пропой псалмы царя Давида

Под звон струны священной,

Его двустишья заменив

Октавой совершенной.

Бернс

Следующий день был очень важным для наших героев. Рубен Батлер должен был пройти через установленную шотландской церковью процедуру вступления в сан священника пресвитерианской общины Ноктарлити. Событие это настолько волновало маленькое общество, что, за исключением вновь назначенной коровницы, все встали очень рано.

Хозяин, аппетит которого возбуждался так же легко, как и его гнев, вскоре пригласил их к обильному завтраку, состоявшему по крайней мере из десяти видов молочных блюд, больших кусков холодного мяса, вареных яиц, яичницы, огромного круга масла, рыбы свежей, соленой, отварной и жареной, чая и кофе для тех, кто их любил, причем хозяин, подмигнув и указав в сторону небольшого люгера, стоявшего с подветренной стороны берега, сообщил им, что стоимость этих напитков сводится для него лишь к доставке ящиков с прибывшего судна на берег.

— Неужели контрабандный промысел существует здесь так открыто? — спросил Батлер. — По-моему, это вредно сказывается на морали здешних жителей.

— Герцог не отдавал никаких распоряшений насчет того, чтобы его прикончить, мистер Патлер, — ответил местный мэр, полагавший, что подобный ответ вполне оправдывал его попустительство.

Батлер был благоразумным человеком и понимал, что протесты хороши только тогда, когда они своевременны, и поэтому на сей раз ничего не ответил.