Книга Дневник 1812–1814 годов. Дневник 1812–1813 годов (сборник) - Александр Чичерин

Колонна ушла уже далеко вперед, смеркалось, я наполнил сумку крутыми яйцами и грушами и пустился в дорогу, непрестанно (со стыдом признаюсь в этом) побуждая Арапку ударами хлыста бежать спорой казацкой рысью. За час я проскакал 7–8 верст и догнал полк как раз на стоянке. Был уже десятый час, я отослал Арапку в соседнюю деревню и, закутавшись в свою любимую, столько послужившую мне шинель, крепко заснул.

Вот и пять миль сделано самым приятным образом. Чего же стоят все наши опасения? Просто выдуманные страхи, преувеличенные воображением.

Чего же стоят все земные блага, когда подумаешь, что зло связано с ними неразрывно? Ночная темнота помешала мне заметить собравшиеся на горизонте тучи. В 4 часа утра нас разбудили, чтобы идти далее. Шинель моя вся промокла, кивер, который я низложил под голову, был полон воды, шарф мой намок, ноги плавали в огромной луже; чтобы хоть рубашка осталась сухой, я вновь набросил на плечи шинель, весившую не менее пуда. На каждом шагу я рисковал потерять сапоги. Верная Арапка, ты была в деревне и жевала сено под уютным кровом, пока твой бедный хозяин сражался с грязью. Никогда еще не было такой отвратительной ночи; я вспомнил ужасный марш из Свенцян. Дождь все продолжался, мелкие ледяные капли пронизывали нас; земля под ногами размокла, и я с трудом вытягивал сапоги, облепленные грязью… Наконец, я увидел Арапку и завершил путь с несколько большими удобствами.

Наконец, мы пришли на место, и едва составили ружья, как дождь перестал. Солнце пронзило густой покров туч и осветило своими благодатными лучами прелестную лужайку, на которой разместился наш бивак.

Веселый ручеек омывает эту лужайку, плодовые деревья осеняют ее; солдаты обобрали с них все плоды, заменив их своим платьем, развешанным для просушки; все рады, усталость забыта.

Так что же, где же теперь зло? Оно проходит и забывается; а пока его переносишь, приходится терпеть, ибо кто же не знает, что за горем следует радость.

10 августа. Лагерь в Бриксе. Переход в 2,5 мили.

Лаун расположен в чрезвычайно живописной долине; однако из-за остроконечных крыш его дома кажутся менее красивыми, чем виденные нами прежде. Этот город довольно велик и хорошо выстроен, Эгер омывает его стены, вымощенная камнем дорога длиной в три версты ведет к другому местечку, фон пейзажа образуют горы причудливой формы.

Сегодня мы вышли только после полудня. Хотя местность очень неровная, идти было легко. Вид гор украшал наш путь. Часов в семь мы увидели Брикс, расположенный почти так же, как Лаун, и представляющий еще более живописную картину. Тоже два кольца стен, дома покрасивее, некоторые даже напомнили мне Саксонию, две-три большие площади, поросшие лесом горы и скалы, окружающие его, заставляют меня отдать этому городу предпочтение перед всеми другими. Все города, которые я здесь до сих пор видел, напоминают польские местечки. Церковь, одна черепичная крыша, все другие соломенные – вот почти все, что мы видели в городках Богемии.

За Молдавой всюду слышится немецкий говор, и местность стала более разнообразной и пересеченной. Мы опять вошли в горы. Это напоминает мне Силезию…

Но барабан бьет отбой, уже девять часов, а я еще не сплю и кажется, словно не ложился до трех часов ночи. Завтра, наверное, опять переход, усталость, скука… ах, я засыпаю.

Ответ на ваши замечания

12 августа. Собохлебен.

Мне советовали, как я уже говорил, вести путевые записки. Менее требовательные люди желали подробных описаний.

– Он изобразил все утолки Плоцка, описал в подробностях силезскую деревню Бюллоу, показал нам Розу и Доротею, – и обошел молчанием Дрезден, Прагу, Теплиц.

Что делать, так мы двигались. Я изображаю то, что на меня производит впечатление, то, что я вижу.

Вчера, например, мы вышли в два часа пополудни. Пройдя две мили по трудной дороге среди отрогов горного хребта, замыкающего этот край, мы вошли в Теплиц, когда уже спускалась ночь, Я увидел превосходные здания, прекрасные улицы, широкие площади, множество народа, сады, гульбище – и ничего об этом не рассказываю. Неужели возможно, скажете вы, чтобы путешественник отказался дать картину интереснейших мест того края, по которому он проходит, только потому, что его лошади натерло седлом спину? Ему бы следовало остановиться, оглядеться, нанять экипаж, задержаться на несколько дней… А я, совсем наоборот, тащусь за колонной, ибо обстоятельства не дают мне возможности ознакомиться с этим городом. Потому я и не рисую Теплиц, что рисунки, сделанные по памяти, не могут быть точными, а наброски, которые можно было бы сделать в полутьме, были бы еще более неточны.

В походе я всегда ем фрукты. Мне хотелось, по крайней мере, запасти их в Теплице, но по глупой неловкости я даже не нашел место, где они продаются.

Ночь была совсем темная, верная Арапка, на спине которой отозвались мои частые прогулки, брела за мной, грустно понурив голову: шел холодный дождь, к довершению неприятности дорога покрылась грязью, и на каждом шагу Арапка обрызгивала меня до колен. С порази тельным смирением я проделал еще две версты, перегнав колонну, которая двигалась очень медленно.

Передо мной открылся Дукс, хорошенький городок с прекрасным замком, и еще красивые селения вдали, но красоты природы мало меня трогали. Можете упрекать дождь, это он лишил вас рисунков и описаний, которые навряд ли понравились бы и мне самому.

Наконец, я попал в узкое ущелье и вынужден был следовать за двумя офицерами, которые, несмотря на скверную погоду, были в прекрасном настроении. Вообразите себе, каково тащиться позади двух дураков, которые то хвалят и критикуют самые старинные водевили, то терзают романсы прошлого века, то обсуждают нравы современного, определяют судьбы войны, утверждают всякие нелепости да еще наперебой восхищаются друг другом…

Вы, наверное, подумали, что я смотрел на них через мутное стекло досады, что я несправедлив к ним, потому что был в дурном настроении, но человек слаб, даже чужие недостатки он замечает благодаря своим. Мы негодуем на то, что раздражает нас, больше, чем на действительные пороки, и думаем, что весь мир создан для нашего удовольствия.

Я возбудил их любопытство, я был для них словно человек в маске, а они надоели мне, как самые скучные персонажи маскарада.

Наконец, я увидел костры, услышал шум, радостные крики… Это был наш лагерь. Я улегся на открытом воздухе, смиренно приготовившись совершить еще один марш сегодня, но, кажется, у нас будет дневка.

Королевство Саксонское

13 августа. Лагерь в Гроссе-Котте.

По мере того как приближаешься к Саксонии, деревни становятся красивее. Сегодня утром, пройдя около двух миль, мы перешли границу у Петерсвальде. Эта деревня лучше всех других. Нам предстояло перейти три большие горы; едва поднялись мы на первую, как я увидел колокольни Дрездена. «Я увижу тебя, – воскликнул я в ту же минуту, – снова увижу тебя, столица, которую мы покинули еще легче, чем захватили!» Эта мысль доставила мне тайное удовольствие… Вдруг на одном из холмов я увидел завалы, услышал грохот орудий… Вы понимаете, что вся душа моя воспряла, и лучи надежды, столько раз меня обманывавшей, столько раз возрождавшейся, опять согрели мое сердце.