Книга История папства - Джон Джулиус Норвич

Когда португальцы узнали о случившемся, их — как знать, так и простонародье — охватил ужас. В Риме, где еще продолжался конклав, реакция была во многом такой же. Нунцию апостольского престола в Лиссабоне поручили передать кардиналу Салданья, что доклад его превосходен во всем, кроме одного: в нем недостает свидетельств, а без них он представляет собой не более чем клевету. Далее отмечалось, что, хотя расследование официально начиналось 31 мая, постановление было отпечатано четырьмя днями ранее — 27 мая. В отношении запрета на деятельность иезуитов нунцию следовало указать, что подобная мера противоречила нормам канонического права: наложить запрет можно на деятельность того или иного члена ордена, но не ордена в целом. Затем выяснилось, что патриарх Лиссабонский подписал эдикт под принуждением. По опубликовании документа он удалился в свою загородную резиденцию; месяц спустя он скончался.

Случившееся, как оказалось, было только началом. В ночь на 3 сентября на короля Жозе было совершено покушение. Ответственность за это, как можно было предполагать почти с полной уверенностью, падала на группу недовольных представителей знати, двенадцать из которых публично казнили, но вскоре распространился слух, будто подстрекателями к убийству явились иезуиты, и Помбал получил прекрасный предлог, которого давно дожидался. Семь обителей иезуитов в Лиссабоне были окружены и подвергнуты обыску, а 5 января 1759 года все их имущество конфисковали — в том числе и запасы продовольствия, так что если бы над монахами не сжалились богобоязненные горожане, тем пришлось бы просить милостыню. 20 апреля король, к тому времени выздоровевший, обратился к папе Клименту с письмом, где повторял уже знакомые нам обвинения против Общества Иисуса и уведомлял Святой престол, что отныне изгоняет иезуитов из Португалии. Напрасно папа протестовал. Вскоре его нунций также подвергся изгнанию, и дипломатические отношения с Португалией прервались — примерно на тридцать лет.

Затем, если можно так выразиться, антииезуитская лихорадка перекинулась во Францию. В течение прошедших пятидесяти лет Франция Вольтера и Руссо, Дидро и его «Энциклопедии» являлась центром антирелигиозного мышления в Европе. «До тех пор, пока в мире живут мошенники и простецы, — писал Вольтер Фридриху Великому, — в нем будет существовать и религия. И не может быть никакого сомнения в том, что наша вера — самая смехотворная, абсурдная и кровавая из всех, что, подобно заразе, распространялись когда бы то ни было по земле». Папство презиралось, иезуиты же являлись самыми ярыми его защитниками. Кроме того, в их руках фактически находилось все образование; Общество Иисуса, по мнению отличавшихся свободомыслием французских философов, было главным оплотом реакции и обскурантизма. Неудивительно, что действия Помбала против него получили полное одобрение у многих французов. Коротко говоря, Франция представляла собой пороховую бочку, и, по иронии истории, фитиль ее зажег не кто иной, как иезуит — отец Антуан Лавалетт.

Отец Лавалетт был прокуратором миссии ордена на Мартинике, которая в 1753 году приобрела статус апостольской префектуры, то есть управления всеми поселениями иезуитов в Вест-Индии. Он, однако, был не только священником, но и деловым человеком и владел обширной плантацией на близлежащем острове Доминика, где трудилось примерно 500 рабов; продукцию он отсылал во Францию. Все было бы хорошо, если бы не Семилетняя война (1756-1763), в которой Британия и Франция сражались друг с другом. Англичане захватили неподалеку от Бордо два судна с ценным грузом, принадлежавшим Лавалетту, и французская торговля понесла ущерб в 1 500 000 ливров. Парижский парламент возложил ответственность за случившееся на Общество Иисуса, а затем объявил, что все его имущество подлежит конфискации, а самим иезуитам запрещено учить и принимать послушников в свой орден, пока его устав не пройдет тщательную проверку. Французское правительство посоветовало передать управление орденом викарию-генералу, независимому от Рима; папа тут же наложил вето, молвив: «Пусть остаются как есть — или пусть их не будет вообще». (По-латыни это звучало куда более веско: «Sint ut sunt aut поп sint».)[284] Французы выбрали второе, и 1 декабря 1764 года вышел королевский указ, согласно которому Общество упразднялось, а иезуиты изгонялись из Франции.

* * *

Теперь настал черед Испании, куда возвратился из Неаполя в 1759 году король Карл после смерти своего душевнобольного единокровного брата Фердинанда. Хотя католическая вера оставалась здесь куда более крепкой, нежели в соседней Франции, Испания, разумеется, оказалась затронута веяниями эпохи Просвещения. Многие приписывали общую отсталость страны именно влиянию католицизма; особенно часто упреки звучали в адрес иезуитов (как то было и в Португалии). Их обвиняли в беспорядках в Парагвае; те, в свою очередь, отрицали какую бы то ни было свою ответственность за них. Равным образом они были невиновны и в том, что послужило поводом к их изгнанию — уже третьему по счету, о котором идет речь в нашей истории.

10 марта 1766 года в Мадриде был обнародован декрет, запрещавший ношение традиционного длинного свободного плаща и шляпы-сомбреро с широкими полями во всех городах, где находились резиденции короля, а также в университетах и в провинциальных центрах. Вместо них мужчинам предписывалось носить короткие французские парики и треуголки. Запрещенная одежда, как утверждалось в декрете, являлась вовсе не испанской и годилась только для разбойников, которые могли с ее помощью оставаться неузнанными, скрывая лицо. Через две недели, в Вербное воскресенье, вспыхнули серьезные волнения (известные под названием «мятежей шляп и плащей»), направленные прежде всего против министра финансов Сквиллаче. Иезуиты не имели отношения к делу, но ответственность опять-таки возложили на них. 27 февраля 1767 года Карл III изгнал их из Испании и всех ее заморских владений. В ноябре того же года их попросту выдворили из Неаполя и с Сицилии, а в 1768 году — с острова Мальта (он по-прежнему находился в руках ордена иоаннитов), а также из герцогства Парма и Пьяченца (герцог Фердинанд, правивший здесь, был племянником Карла III).

Хотя это герцогство было создано как фьеф для незаконного сына папы Павла III, оно уже много лет назад перестало признавать сюзеренитет Святого престола. Вместе с тем папы один за другим продолжали предъявлять свои права на него. Если говорить о сравнительно недавних событиях, то папа Климент XIII вновь подтвердил упомянутые права, когда в 1765 году Филиппу наследовал его пятнадцатилетний сын Фердинанд. Но Парма — точнее говоря, премьер-министр герцога Гильом дю Тилло, маркиз Фелино — рвалась в бой. В течение нескольких месяцев, прошедших с момента вступления Фердинанда на престол, министр издал закон, в соответствии с которым церковная собственность облагалась громадными податями, а в январе 1768 года обнародовал новый, запрещавший ссылаться на диспуты в Риме и публиковать какие бы то ни было церковные постановления без дозволения герцога. Чаша терпения папы Климента переполнилась: он немедленно собрал конгрегацию кардиналов и епископов, дабы дать подобающий ответ. Результатом стало бреве, вновь подтверждавшее сюзеренитет Святого престола в отношении герцогства. Все пармские антиклерикальные законы объявлялись утратившими силу. На всякий случай папа Климент включил всех имевших отношение к появлению двух упомянутых законов в буллу «/я соепа Domini» («За трапезой Господней»), содержавшую список отлученных от церкви за отступничество от веры и морали (согласно многовековой традиции, она читалась в церквах ежегодно в Великий четверг).