Книга Девятнадцать стражей - Владимир Аренев

3. В Райском Уголке

На следующее утро чужак спустился к завтраку ровно в девять. Переговорив с Барни Скорпионом, уже в девять сорок пять он присоединился к Рамиресу Пантохе и покинул Плевок. Для газетчика это была хорошая оказия повидать окрестности: Рамирес раз в семь дней объезжал дальние фермы, развозил заказанный товар и собирал заявки на следующую неделю. Фургон у Пантохи был вместительный, а чешуйчатые фенёки – самые быстрые и выносливые в Хокингленде.

Вернулись они через пару дней. Газетчик поужинал и рано поднялся к себе в номер, Рамирес же задержался в «Курносой» пропустить стаканчик-другой, поделиться новостями. Среди прочего, рассказывал и о чужаке: «Добрый малый, с понятием – правда, не без гонору. И вроде как тихий-смирный, однако ж постоять за себя умеет. Видели б вы, как он уложил баракулу – и с первого, заметьте, выстрела. Просто наугад пальнул – а башка в клочья. Ну а так-то странноватый чутка, к девочкам не приставал, хотя те готовы были даже со скидкой».

Девочки из Сахарного, ездившие с Пантохой к фермерам, подтверждали: странноватый, не приставал, разве что с расспросами – и то без азарта. Вообще вел себя так, будто провинился чем-то перед ними, – хотя человек приличный, не урод какой-нибудь, не священник… ну, те-то, конечно, больше любят других обвинять, не себя. А этот не дичился и с проповедями не лез, спрашивали – отвечал по-человечески, и беседу мог поддержать, но так-то все больше глазел по сторонам да черкал в своем блокнотике. Интересовался Миражными пустошами, и чем тут болеет скот, и не пытались ли одомашнивать местных тварей. А еще комплименты сочинял просто так – да такие, каких от постоянных-то клиентов черта с два дождешься: вот, говорил, какие у вас красивые, поэтические псевдонимы. «Псевдонимы» – а не кликухи, к вашему, мальчики, сведенью!

В общем, на следующий день – в пятницу, стало быть, – все уже относились к господину газетчику как к тутошнему, кивали ему – и он кивал в ответ, и пару раз даже улыбнулся. Правда, когда в «Курносую» ни свет ни заря заявился Ромео Клубок, мистер Хук вроде как подобрался слегка (и Барни приготовился нырять за стойку), но все обошлось. Ромео взял себе и газетчику по кружечке и вообще, ну, это, пришел извиниться за, понимаешь ты, шутку с пойлом – и нет, не из-за Полларда, а из-за Мэри-Змейки, это его почти, считай, невеста, и он, ну, как-то пообвыкся, что она ездит к фермерам и в Доме работает – работа и работа, да, – но, понимаешь, чего-то взревновал слегка, когда услышал, что господин Хук тоже туда намыли… экхм… собрался, в смысле – ну, с Пантохой, – а Змейка говорит: вел себя пристойно, рук не распускал, – ну и, значит, – вот.

Запутавшийся в собственных словах, Клубок залпом опрокинул обе кружки (мистер Хук с утра не пил – и правильно!), затем же – вызвался проводить газетчика в Райский Уголок.

Уголок находился на севере Плевка, ближе к побережью. Когда было решено основать здесь исправительную колонию, Исайя Хейм обратил внимание губернатора Уоллеса на то, что не всем каторжникам суждено умереть от истощения и болезней. Какие-то наверняка ведь и выживут, а некоторые – чем черт не шутит – заслужат примерным поведением право жить не за решеткой. Для таких и был возведен Райский Уголок – первые хокинглендские бараки, скорее напоминавшие смесь тюрьмы, постоялого двора и мастерских. Это было трехэтажное каменное здание с узкими окнами, плоской крышей и просторным внутренним двором. В воротах мистера Хука остановили двое стражников и попросили представиться, но было очевидно, что оба знают, кто перед ними, – поэтому, собственно, и спрашивают: кому ж не хочется прочесть о себе в статье?..

Ромео охотно объяснял, как тут все устроено: на первом стражницкие и мастерские, а, и еще карцеры, на втором-третьем – жилые комнаты, причем на втором – без замков, да, зависит от индекса, от чего ж еще, пойдемте, я вас познакомлю, тут такие люди – да вы о каждом по статье сочините, клянусь!

Увы, лодка благих намерений Клубка разбилась о скалы суровой действительности. Первым, кого они встретили с господином газетчиком, оказался Архангел, он же в миру – Джереми Бентам, комендант Уголка. Не пылающим мечом, но глаголом разящим Архангел недвусмысленно – да пожалуй что и грубо – направил Ромео на стезю искупления, напомнив о долге общественном и товарищах, прямо сейчас выполняющих в том числе и долю труда, возложенную на Ромео. Тот вынужден был признать свою ошибку и, эх, да, удалиться: он ведь совсем забыл, что сегодня похороны старого Тома… когда умер? – да вчера, ближе к вечеру, шел по Золотой улице и дал дуба; это, стало быть, доктор Уэбб уже и вскрытие произвел, а Ромео ж должен гроб нести, вы извините, мистер Хук, вечером еще свидимся.

Мистер Хук, однако, составил Клубку компанию и прошелся с ним до столярной мастерской, благо идти там было – всего-то пересечь внутренний двор. В мастерской безраздельно властвовала Памела Хамфри – женщина впечатляющих пропорций, незаурядного голоса и сложной судьбы. За глаза ее прозывали Стамеской – и отнюдь не из-за основного рода деятельности. Мистрис Хамфри решительно не везло в семейной жизни: первый ее супруг волочился за каждой юбкой, второй много пил, а выпивши, распускал руки, третий же оказался игроком и едва не спустил все их состояние. Не снисходя до таких условностей, как развод, мистрис Хамфри избавлялась от супругов более простым и безотказным путем. Первого удушила его же собственными подтяжками, второго утопила, третьему вогнала в глаз стамеску – по которой, собственно, безутешную вдову и отыскали. Теперь она столярничала в Плевке и все еще не оставляла надежды обрести когда-нибудь простое женское счастье.

Клубка и господина газетчика мистрис Хамфри встретила на кухоньке – загнала туда нерасторопного подмастерья и, распекая, помогала забинтовать ладонь. Подмастерье закусил губу и был белей мела, но держался молодцом. Мистрис же пылала праведным гневом и сдерживаться даже не думала:

– Сколько раз говорено: проверяй! Эти висельники на лесопилке – им же все едино. Толком и не простукивают. – Тут она заметила пришедших и кивнула Клубку – Наконец-то!.. А у нас, представь-ка, опять бамдубовый ствол с коконом песчаной совки. Мелкая, с пол-ладони. Как обычно, выгрызла дупло, потом за час цементом этим своим все коленце замазала, а изнутри древесину выгрызла. Вот откуда это у них – умеют так вылепить, что не отличишь.

– Цапнула?

– Эй, Ромео, головой подумай! Они ж по такой погоде снулые и вялые. Сам себе, рубанком: попал на кокон – ну и… – Мистрис Хамфри махнула рукой, мол, что говорить. – Ладно, – хмыкнула, – идите, работнички. Гроб вас уже заждался.

Господин газетчик помог Ромео и подмастерью погрузить упомянутый гроб на телегу, но сам с Клубком не поехал, решил немного побеседовать с мистрис Хамфри.

– Третье Ухо? – переспросила та. – Да, он был слегка двинутым, но безвредным. Жаль старика.

– Мистер Уэбб не упоминал насчет того, почему Том умер?

– Черви, господин газетчик. Сожрали беднягу изнутри, и много лет, выходит, жрали, а из нас-то никто и не знал. Да вы порасспрашивайте самого доктора, он вам подробнее расскажет.