Книга У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий

Мы поскакали дальше. Снова напугали своим приездом несколько деревень. Наконец на лужайке перед одной деревней увидали хунхузов, которые в ярком лунном свете чернели точно крабы и, несомненно, готовили нам засаду. Мы с криком полетели на них… опять неудача! Мирные поселяне воспользовались чарующей тихой прохладой ночи и уселись кружком возле деревушки, чтобы отдохнуть после знойного дня и потолковать о своих деревенских делах. Так мы хунхузов и не нашли.

Но если бы даже они и были в одной из осмотренных нами деревень, то поселяне все-таки их бы не выдали из боязни мести. Поэтому борьба с разбойниками-хунхузами в Маньчжурии так трудна и потребует много лет, чтобы они были выведены.

Промаявшись несколько часов, поздней ночью мы заехали ночевать в какую-то деревню. После необозримых полей гаоляна, скал, холмов, грязных фанз, жалких китайцев и страшных хунхузов, на другое утро я был приятно разбужен шумом русского самовара. Прекрасная веранда, тропические цветы, ослепительный самовар, белоснежная скатерть, удивительные закуски и приветливейшая хозяйка – встретили нас после наших ночных трудов и похождений. Страхов и я оказались в гостях у одного из строителей Маньчжурской дороги, инженера Панфиловича, в деревне Швантайгоу.

В тылу

18 сентября

Проведя одну ночь в вагоне и просидев на разных станциях несколько часов в томительном ожидании движения поезда, 18 сентября я приехал в Ташичао, правильное название которого Дашицяо – «Большой каменный мост». Наши железнодорожники совершенно основательно дали всем станциям названия прилегающих местностей, чем доставили огромное удобство китайскому населению, которое будет пользоваться дорогою главным образом. К сожалению, железнодорожники так круто поступали с некоторыми китайскими названиями, что от них ничего китайского не осталось, хотя из всех европейских языков русский язык точнее и проще всего передает китайское произношение. Так, город Цзиньчжоу был окрещен железнодорожниками в Кинчжоо, Гайчжоу – в Кайджоо, Инкоу – в Инкоо, Дашицяо – в Ташичао, Аньшаньчжань – в Айсазан. Что касается названий на «оо», то таких окончаний совсем нет в китайском языке, и подобные названия могут только сбивать китайцев. Протомившись часов шесть в Ташичао, я поехал дальше на север. Узловая станция Ташичао, от которой идет ветка на Инкоу, представляла ряд готовых и строившихся каменных зданий, предназначенных для вокзала, буфета, депо, квартир служащих, мастерских и пр. В китайской фанзе временно помещалась столовая, в которой служащие и пассажиры могли выпить и пообедать. Вечером наш поезд пришел в Хайчен. Далее путь был всюду разрушен китайцами и теперь спешно восстановлялся русскими.

В Хайчене комендантом города был полковник Модль, бывший также начальником этапной линии. Подобно всем китайским городам, называемым «чен», Хайчен был обнесен с четырех сторон высокими старыми стенами. На станции стоял санитарный поезд, прекрасно оборудованный уполномоченным Красного Креста Александровским. В поезде лежали не только русские солдаты, раненные в деле при Шахэ, но и раненые китайцы, подобранные русскими.

Впервые за все четыре месяца военных действий, в Хайчене, в этом поезде я увидел, что с ранеными китайскими солдатами не только обращаются по-человечески, но даже перевязывают и лечат их. Особенность Печилийской экспедиции 1900 года состояла в том, что – вопреки давнишним законам войны, выработанным и принятым всеми европейскими, так называемыми образованными государствами, вопреки основным заповедям учения Христа, с одной стороны, и учения Конфуция – с другой, вопреки простому чувству человеколюбия и здравому смыслу, – ни китайцы, ни союзники не брали пленных.

Китайцы истязали и убивали взятых в плен иностранцев из мести и ненависти, а также потому, что считали их за варваров и негодных людей. Союзники убивали всех пленных китайских солдат и боксеров, во-первых – потому что не знали, куда девать их и что с ними делать; во-вторых – потому что не хотели обременять ими обоз, ставить к ним часовых, кормить и пр.; в-третьих – потому что считали китайцев за варваров и полуживотных. По-видимому, не только солдаты, но даже многие офицеры полагали, что у китайцев вместо души пар, который можно выпускать сколько угодно.

To – что китайцы, по-видимому, такие же люди, как и мы, что они принадлежат к древнейшей цивилизации мира, что у них были величайшие мудрецы, подобных которым никогда не было у европейских народов, и, наконец, то, что китайцы самый порох выдумали раньше, чем европейцы на свет появились, – это не принималось в расчет или же вовсе не было известно многим просвещенным воителям международных отрядов. Поэтому ни китайцы, ни союзники пленных не брали, а захватив их – прикалывали или подстреливали.

Когда в Тонкуском госпитале доктор Куковеров перевязывал раненых китайцев, то это были не китайские солдаты, а обыкновенные мирные китайцы из окрестных деревень. Они либо сами попадали на фугасы, которыми была минирована местность возле Тонку, либо же союзники высылали их нарочно вперед по фугасам, чтобы они очищали дорогу. Там, где взрывали фугасы и на воздух взлетали китайцы, дорога была уже безопасна – фугасов больше не было. Затем китайцев перевязывали.

Глядя на измученное лицо черного сморщенного загорелого китайца, старательно вымытого и забинтованного, окруженного самым заботливым уходом русских врачей, сестер и братьев милосердия русского санитарного поезда, я радовался, что в первый раз увидел такое христианское отношение к нехристианам – не у иностранцев, a у русских.

Когда раненые китайские солдаты после своего выздоровления возвратились домой, они, наверное, рассказали много хорошего о том, что они видели и встретили у русских, которые обласкали китайцев и поступили с ними, совсем как учил Конфуций. Думаю, что рассказы подобных пленных гораздо благотворнее и успокоительнее действовали на население, чем самые мирные и торжественные прокламации завоевателей, подкрепленные экзекуциями.

И союзники и китайцы одинаково презирали друг друга и вполне были достойны друг друга. Хотя европейские народы и любят кичиться своим просвещением и христианством, однако в 1900 году в городах и деревнях Китая они ничем не доказали своей особенной просвещенности и цивилизации и их образ действий ничем не отличался от образа действий их врагов – китайцев.

О действиях отряда генерала Суботича в Хайчене не было ничего известно, кроме того что русские разбили китайцев при Аньшаньчжане и Шахэ и взяли Ляоян.

19 сентября

19 сентября утром из Хайчена выступила осадная артиллерия, которою предназначалось штурмовать Мукден, если понадобится. Я присоединился к этому отряду. Это был удивительный обоз: 376 мулов, 74 лошади, 50 оборванных китайцев и 227 нижних чинов тащили по убийственным китайским рытвинам и ухабам 12 осадных пушек и 62 китайские арбы, нагруженные гранатами, порохом и разными припасами. Наши солдаты кричали и погоняли китайцев. Китайцы кричали и погоняли мулов, которые тоже кричали и ревели от негодования. Все – и люди и животные – кричали, шумели, негодовали, бранились, кряхтели, обливались потом, выбивались из сил, – и все-таки орудия с трудом, шаг за шагом, переползали через обмелевшие реки и карабкались через холмы и овраги, пески и ручьи. Орудия падали – их снова ставили. Орудия застревали – их вытаскивали.