Книга Почему евреи не любят Сталина - Яков Рабинович

В свете вышеописанного особый интерес вызывает обращение 19 ноября 1956 г. министра обороны СССР Г. К. Жукова в ЦК КПСС. Тогда он, обвиняя «полностью дискредитировавшего» себя Чепцова в «двуличности, выразившейся в выдаче санкций на арест и проведении судебных процессов над ни в чем не повинными людьми, а впоследствии в пересмотре и реабилитации этих осужденных лиц», потребовал его смещения с поста председателя Военной коллегии Верховного суда СССР.

Однако только в июне 1957 г. состоялись отставка судьи-«лицедея» и его перевод на пенсию[328], что удивительным образом совпало со скандальным разбирательством неудачного «путча» «антипартийной группы». Именно тогда, когда стало ясно, что Маленков обречен, Чепцов «вспомнил об участии того в суде по «делу ЕАК» и поделился компроматом на него с Руденко. Видимо, полный еще сил и жизненной энергии молодой пенсионер (в 1957 г. Чепцову исполнилось 55 лет) надеялся получить в качестве награды за такую услугу отпущение тяжких служебных грехов, коих накопилось немало за более чем тридцать лет работы в Военной коллегии Верховного суда СССР, и, возможно, рассчитывал еще на новое назначение на какой-нибудь престижный государственный пост.

15 августа 1957 г. Чепцов, откликаясь на «предложение» министра обороны Жукова, который благодаря Хрущеву был введен тогда в высшее руководство партии, подготовил пространное описание обстоятельств судебного рассмотрения «дела ЕАК». При этом акцент был сделан на неблаговидную роль, сыгранную в нем Маленковым[329]. Однако к тому времени этот «недостойный руководитель партии» был уже повержен, а значит, не существовало необходимости ворошить связанные с ним прошлые «еврейские дела». Вот почему компромат Чепцова оказался не востребованным, а его карьерные упования — тщетными. К тому же уже в октябре 1957 г. Хрущев, опасаясь диктаторских амбиций министра обороны, изгнал его из Президиума ЦК, сместив и со всех других постов[330].

Так что же в действительности подтолкнуло Чепцова на демарш в ходе процесса по «делу ЕАК»? Наиболее правдоподобной представляется та простая версия, что глава Военной коллегии, не ведая о заранее «апробированном» Сталиным и Политбюро решении о казни четырнадцати подсудимых, был шокирован исключительно циничным и пренебрежительным отношением к процессу осведомленного во всем этом Рюмина, который даже установил «прослушку» в совещательной комнате судей. К тому же Чепцов опасался быть привлеченным к ответственности за соучастие в беззакониях, которые, как он полагал, Рюмин творил на свой страх и риск.

В поисках управы на «зарвавшегося» замминистра госбезопасности Чепцов и дошел до Маленкова. Однако узнав от того об уже вынесенном Сталиным смертном приговоре по «делу», судья мгновенно «прозрел» и, взяв под козырек, принял его к неукоснительному исполнению.

В развитие этого сценария можно также предположить, что пребывавшим в неведении Чепцовым манипулировали Берия и некоторые другие высокопоставленные аппаратчики, недовольные благоволением Сталина к Рюмину. И не исключено, что именно они главным образом и спровоцировали Чепцова на конфликт с Рюминым, стремясь таким образом «раскрыть» Сталину глаза на этого, в их восприятии, авантюриста, выскочку и никудышнего профессионала.

Между тем наряду с «делом ЕАК» стали пересматриваться и другие групповые «еврейские дела», однако далеко не по всем из них реабилитация носила полный и однозначный характер.

Летом — осенью 1995 г. прокурорской проверке подверглось принятое в ноябре 1950-го решение Военной коллегии Верховного суда СССР в отношении сорока одного арестованного руководящего работника Московского автозавода имени Сталина, одиннадцать из которых были расстреляны. Хотя с осужденных по этому делу были сняты политические обвинения (создание на заводе еврейской националистической группы, шпионаж в пользу США и т. п.), однако инкриминировавшиеся им хозяйственные злоупотребления ревизии не подверглись и остались в силе. Руководившие проверкой «дела ЗИС» Руденко и председатель КГБ И. А. Серов доложили Хрущеву, что главный обвиняемый по «делу» А. Ф. Эйдинов (расстрелянный бывший помощник директора ЗИС И. А. Лихачева) «группировал вокруг себя лиц преимущественно еврейской национальности из числа руководящих и инженерно-технических работников, которые в силу своих корыстных и карьеристских побуждений отрицательно влияли на работу и допускали расхищение государственных средств». В результате некоторые старые обвинения против Эйдинова и ряда его подельников были либо переквалифицированы в менее тяжкие, либо вообще оставлены без изменения, а по «не снятым» обвинениям было предпринято переследствие. И только в начале 1990-х осужденных по «делу ЗИС» реабилитировали полностью[331].

По такой же схеме «постепенной» реабилитации было пересмотрено и «дело о группе еврейских националистов» в руководстве Кузнецкого металлургического комбината, по которому во исполнение приговора Военной коллегии Верховного суда СССР от 18 сентября 1952 г. были казнены четыре человека и еще четыре были приговорены к длительным срокам лишения свободы. По определению Военной коллегии от 26 мая 1956 г. из этого «дела» были «по вновь открывшимся обстоятельствам» изъяты как недоказанные такие обвинения, как создание на предприятии «антисоветской националистической организации», сбор «секретных сведений» для США. Притом что другие старые обвинения (в «экономических» преступлениях) не были сняты, а лишь смягчены переквалификацией в менее тяжкие. Впрочем, это не помешало тогда же амнистировать и выпустить на свободу всех тех, кто продолжал в ГУЛАГе отбывать срок, полученный по «делу». Полная реабилитация этих выживших произошла через год, 25 мая 1957 г., когда приговор 1952 г. был целиком отменен «за отсутствием состава преступления»[332].

Особенно драматично протекала реабилитация по «делу «Союза борьбы за дело революции»», по которому в феврале 1952 г. были осуждены шестнадцать студентов и старшеклассников еврейского происхождения, в том числе трое — к высшей мере наказания. Ревизуя его, Военная коллегия Верховного суда СССР хоть и признала в апреле 1956 г. безосновательной прежнюю квалификацию «СДР» как террористической организации, тем не менее подтвердила, что та являлась «контрреволюционной», занимавшейся антисоветской пропагандой и агитацией.