Книга Испанский смычок - Андромеда Романо-Лакс

— Вывезти куда? — спросил я.

— В Америку, конечно.

Он замолчал и стал изучать листок бумаги на столе перед ним.

— Что касается вас… — Он споткнулся, пытаясь произнести имя Аль-Серраса, — то вас в списке нет. Более того… — Он снова замолчал.

В кабинет без стука вошла молодая женщина в твидовом костюме в форме песочных часов и начала что-то шептать в ухо Фраю.

— Как нет льда? — спросил он. — Пошлите кого-нибудь за ним. А пока просто приложите что-нибудь холодное. И не вздумайте тратить на это бифштекс…

При упоминании бифштекса Аль-Серрас оживился, и его лицо озарила улыбка. Но она быстро сползла, когда женщина хмыкнула:

— Очень смешно, мистер Фрай. Очевидно, бифштексы у вас хранятся там же, где свежее масло, сливки, а главное — кофе.

Она ушла, и Фрай объяснил:

— Один из наших постояльцев ударил женщину. Ей надо уезжать, но не могу же я отпустить ее в Марсель с подбитым глазом. Нам ни к чему лишнее внимание. — Он побарабанил пальцами по столу и повернулся к Аль-Серрасу: — Проблема не в отсутствии у вас репутации артиста. Проблема в вашей политической репутации.

Мы ждали, и он продолжал с видимой неохотой:

— Наши приоритеты — это известные противники фашизма. Но коллаборационисты…

— Но я против Франко, — возмутился Аль-Серрас. — Я удрал из Испании аж в тридцать седьмом! Испанское республиканское посольство в Париже предлагало мне помощь. Кто вы такой, чтобы…

— Пошли, Хусто. — Я взял его за руку.

— Я не уйду. Мне некуда идти.

Мы остались на своих стульях. Аль-Серрас тяжело дышал, Фрай все так же барабанил пальцами по краю стола. Переговоры зашли в тупик.

Наконец, Фрай прервал молчание:

— Так что вы решили, мистер Деларго?

— Я пришел сюда в надежде найти убежище или получить временный заем. Я не собираюсь покидать Францию. В списке я или не в списке, но я не думаю, что мне грозит серьезная опасность. Честно говоря, я устал от беготни из страны в страну.

— Разумеется, вы устали, — выдохнул Фрай. — Половина артистов в Марселе утверждает то же самое — пока их не арестуют. Только у немногих счастливчиков появляется второй шанс. Но я никого не собираюсь уговаривать.

В дверях снова появилась помощница.

— Я послала Иешуа в город за льдом, — громким шепотом произнесла она. — Андре просил привезти побольше вина сегодня на вечер. Но Жаклин говорит, что вина больше чем достаточно. Что-нибудь еще нужно?

Фрай встал и одернул пиджак.

— Надеюсь, это не он ударил итальянскую скрипачку? — обеспокоенно спросил он.

— Нет, не он.

— Один художник у нас уже лишился глаза, — с улыбкой проговорил Фрай. — Виктор Браунер, румынский сюрреалист. Слышали о нем? Я приглашаю вас пообедать с нами. Познакомитесь с ним и с другими.

Пока Фрай и его помощница обсуждали, что нужно купить, мы с Аль-Серрасом обменялись взглядами.

— Мистер Фрай, — вмешался я в их беседу. — Скажите, пожалуйста, как зовут эту скрипачку? Мы знаем многих европейских музыкантов.

— Сейчас подумаю. — Он почесал в голове. — У меня хорошая память, но что-то я никак не могу вспомнить ее имени. В нем не меньше шести слогов. И мне кажется, она выступает под псевдонимом.

— Она еврейка? — спросил Аль-Серрас.

— Да. Из-за этого и произошел инцидент. Некоторые наши гости — не сахар. Понимаете, с какими проблемами мне приходится иметь дело? Если они не критикуют качество утренней выпечки, то спорят о политике.

— Если она останется, пока не пройдет глаз, можно и мне остаться? — попросил Аль-Серрас.

— Я не могу помочь вам покинуть страну, — снова Фрай выдохнул, — но и в приюте отказать не могу. Во всяком случае, пока вы не придумаете, что делать дальше. Наши сюрреалисты сегодня устраивают выставку. Я вас приглашаю.

— Молчи, — приказал я Аль-Серрасу, когда мы уходили.

Он коротко кивнул. Мы оба испытывали одно и то же чувство. Больше всего нам хотелось распахнуть двери, промчаться через сад и придушить того кретина, который ее ударил.

Мы нашли ее на кухне. Она ссутулившись сидела на столе, а кухарка, молодая девушка, похлопывала ее по щеке влажным полотенцем. Заметив нас, Авива отпрянула, удивив девушку, которая отступила в сторону.

Аль-Серрас подошел к ней первым, и Авива, задыхаясь, обвила его шею руками. Затем освободила одну руку, обхватила ею мою голову, и мы все трое замерли, обнявшись. Она почти ничего не весила — как мираж или призрак прошлого. Реальным был лишь уродливый синяк на лице.

В тот вечер на вилле «Эр-Бэль» было шумно и весело. Освещавшие двор факелы разгоняли прохладу осенней ночи. Собралось больше десятка человек: обитатели виллы и гости из Марселя. Художники развесили свои последние работы на деревьях, образовав галерею на открытом воздухе.

Мы с Авивой уединились в полутемном уголке двора. Аль-Серрас, физически не способный к одиночеству, предпринял попытку проникнуть в компанию этого затоптанного поместья, в чем частично преуспел. С бокалом в руке он циркулировал от группы к группе, вступал в беседу с женами художников и писателей, собирал новости и сплетни. С ними он и вернулся к нам — с ними и с пыльной бутылкой, добытой им из погреба.

— Франция будет голодать, но не останется без вина, — объявил он.

— Да уж, веселье бьет ключом, — пробурчал я, глядя, как один из гостей повис на дереве вниз головой.

— Это прощальная вечеринка, — пояснил Аль-Серрас. — Трое или четверо из них завтра попытаются вместе с Фраем пересечь границу. Сначала поедут на поезде, потом пешком через горы будут пробираться в Испанию. — Он кивнул на тучного мужчину и его хорошо одетую супругу. Лица ее, скрытого широкими полями зеленой шляпки, украшенной черными кружевами, мы не видели. — Она порядком выпила. А у него больное сердце. — Прокашлявшись, он заговорил нарочито жизнерадостным тоном: — Зато она спешит отделаться от некоторых личных вещей. Вот, подарила мне… — И он открыл плоский кожаный несессер, в котором серебрились инструменты для маникюра и маленькие, отделанные жемчугом ножницы.

Авива посмотрела на набор почти без интереса.

— Когда-нибудь, — настойчиво гнул свое Аль-Серрас, — скажешь своим детям, что стригла ногти ножницами, принадлежавшими жене Густава Малера.

Зря он ляпнул о детях. Авива отвернулась в сторону.

— Расскажи нам обо всем, — попросил я.

Авива подтянула повыше воротник своего платья, спасаясь от прохлады, которой мы не чувствовали.

— Что рассказать? Почему я не умерла? То же самое хотел узнать этот осел, который утром врезал мне кулаком. Мне кажется, сам факт, что я еще жива, свидетельствует о моей вине.