Книга Даймон - Андрей Валентинов

…И запах другой совсем. Не благовониями восточными пахнет — химией. То ли карболка, то ли соляная кислота, не поймёшь, а все равно — противно. Гобелен в кабинете косо висит. Задели — не поправили.

Керри-Керит, чёрный скорпион, пристроился у самого стекла. Глаза круглые не отводит, словно врага выискивает. Левая клешня на стружке, правая на весу, в боевой готовности.

Книги сдвинуты. Искали что-то или просто любопытствовали. Компьютер — что от него осталось — уже на месте, только смотреть не хочется. Стойка с дисками пуста, лишь в самом низу торчит что-то классическо-музыкальное.

Нет Профессора.

Женя-Ева всхлипнула — негромко, горлом. Дёрнула носиком.

— Суки! Менты — суки! Даже смотреть ничего не стали. Протокол просто так, не глядя, составили. А дела не завели. Говорят, уехал мужик по бабам прогуляться, нечего нас беспокоить. Суки поганые, бляди!

— Женя, не надо, пожалуйста. Ну их!

Хорст-Игорь погладил девушку по плечу, в щеку поцеловал. Вновь всхлипнула Профессорова дочка, ещё чуть-чуть — и разревётся.

Алёша сам едва сдерживался. Плакать бы не стал — заорал во все горло. Куда человека девали, сволочи? Хорошего человека, умного, настоящего?

Сволочи — только кто? Менты, понятно, сволочи, в бетон их всех, но и вправду — ничего. Ни следов, ни намёков. Был человек — нет человека.

Всех знакомых обзвонили — на всякий случай. Товарищ Север бойцов из АГ-2 тряхнул. И Десант своих предупредил, чтобы поглядывали да поспрашивали. Без толку все. Нет, не знают, не слыхали, не представляют.

…Женя пришла в себя. Профессор сгинул. «Фенитон! Не забыли, Алексей? Надеюсь, не понадобиться, но…». Но химия здесь не при чем, и Мирца, планета-душа, тоже не при чем. Профессор исчез не в Ноосфере, не среди белых облаков — в этом мире. И он пропал, и записи, и компьютерные файлы.

Но все-таки. Женя умирала — не умерла. Воскресла. Дочь воскресла — отец пропал.

— Пошли? — Хорст, негромко, голос сдерживая.

— Сейчас. Я… Керри покормить надо. И кактусы. Папа давно не поливал…

Женя-Ева вытерла, в комнату побрела, к аквариуму. Алёше вспомнилось: скорпиону копра требуется — и горящая лампочка. А чем кормят, не спросил, не догадался.

На Хорста Die Fahne Hoch покосился. О деле бы поговорить, только время ли? Место точно не самое подходящее. И дела почти все подождать могут. Все тихо, все спокойно, отбой боевой тревоги, группы работают в режиме «увидел — доложил».

Почти все. Почти!

— Женя куда собирается? К маме?

— Ага. Она на машине. Подкинет, если хочешь.

Алёша улыбнулся — вспомнил, как познакомились. Везли тогда битого демократа на этой самой машине пользовать бинауральными ритмами, картинками Эшера гипнотизировать. И сейчас подвезти могут. Джемина обещала через два часа прийти на «конспиративку»…

Использование служебного положения? Само собой! Начальник он — или куда? Можно и в «Черчилль» подъехать, там джаз из Питера выступает…

— Нет, Игорь. Проводим Женю и… Дело есть.

Со двора вышли — прямо на шумный проспект. Направо набережная, налево станция метро. Шуршат машины по сухому пыльному асфальту, светофор мигает, бродят по тротуару сонные голуби. Знакомо все, привычно.

Теплынь какая! Наконец-то весна…

— Туда, Игорь!

Туда — налево, к метро, куда весь народ спешит. Сунул Алёша руки в карманы пиджака, губу прикусил. Вперёд! Права Ева — суки менты, злобные суки. Именно сейчас Профессора искать надо, пока след тёплый. Какой из него, историка-недоучки, следователь?

Дёрнул щекой товарищ Север. Какой? А никакой! Но другого нет. Все слепые и глухие, смотрят да не видят…

Что-то спрашивал Хорст, говорил о чем-то. Не отвечал Алексей, не слушал. Так и шёл — с руками в карманах, под ноги глядя. Повезёт? Не повезёт? Алкаши с утра похмеляются, сейчас полдень, самое время новую дозу принимать…

Повезёт?

Знакомая «стекляшка», где Степана Квитко поминали. Пластиковые столы, очередь алкогольная. Невеликая ещё, к вечеру сползутся…

Товарищ Север поглядел внимательно, подбородок почесал.

— Этого! Только тихо.

Хорст-Игорь кивнул — понял. Посуровел, плечи расправил, шагнул вперёд, прямо к очереди. Выдернул человечка, словно редиску с грядки. Отшатнулась продавщица, попятились соседи-алкаши. Лишь схваченный был спокоен, даже улыбался. Чего ему бояться, сумасшедшему?

«Мой коллега. Познакомьтесь, Алексей».

Далеко уходит не стали, за угол свернули. Забор, за ним — свалка. Тихо, грязно, ни души…

Товарищ Север вынул замшевый футляр, достал шприц. Фенитон — повышает дозу миорелаксантов, индуцирует микросомальные ферменты…Прав Профессор — понадобился!

— Снимай с него куртку — в вену колоть будем.

Игорь не стал спорить и переспрашивать. Упала куртка — прямо на мусор, на пластиковые пакеты, на пустые «паки». Забеспокоился псих, ногами засучил. Ойкнул, закрыл глаза …

…Сколько ждать? Минуту, больше? Только бы не помешали, только бы подействовало, только…

Дрогнули веки, не спеша приоткрылись.

— Здравствуйте, Юрий Владимирович!

Запомнил, Профессор. Не волнуйтесь! Легко запомнить…

Выпрямился псих, из лапищ Игоря освобождаясь, скользнул ладонью по расстёгнутой рубашке, брезгливо поморщился.

— Чем обязан, молодые люди?

Улыбнулся ему товарищ Север, руководитель областного подполья:

— Многим, товарищ Юго-Восток, многим!

* * *

— …Представьте себе, нет. Не боюсь. Умирать неприятно, не спорю. И уйти в Ноосферу пока нельзя, тут вы правы. Только есть нюансы…

Извлёк из мятой пачки сигаретину, щёлкнул зажигалкой. Затянулся.

Хмыкнул.

— «Я не волшебник, я только учусь». Так кажется, Алексей Николаевич? Вы пока ещё маг-недоучка, вас и на Мирцу едва пускают. Человек живёт не одной жизнью. Убьёте меня здесь — вернусь в себя-двадцатилетнего. Если точнее, в 1980 год. Двадцать два года, молодость, все ещё впереди. Вы меня вырвали именно оттуда. Есть и другие варианты. N-связь дополнит остальное, это уже не трудно.

— Профессор, — негромко напомнил Игорь, едва сдерживаясь.

— Я же сказал: не ищите, — Юрий Владимирович вновь затянулся — с удовольствием, смакуя. — Большего не услышите. Это наши дела, он знал на что идёт… Кстати, действие фенитона сейчас закончится. Можете меня убить — пока я здесь. Можете спросить. Если по делу — отвечу.

Хорст тяжело вздохнул. Не дал ему Алёша сказать, опередил.