Книга Князь. Записки стукача - Эдвард Радзинский

– Расступись! – Яростно теснили толпу откуда-то появившиеся саженные жандармы. Они образовали проход, и в наброшенной шубе бросился к Императору младший брат, Великий князь Михаил Николаевич… Я был достаточно высок и смотрел над головами, над полицейскими и военными фуражками…

Сбросив на мостовую шубу, Великий князь в мундире и орденах стоял на коленях над братом. Я услышал последние слова царя:

– Домой! Там умереть…

И глаза закрылись. Думаю, в этот миг сознание навсегда покинуло царя – вместе с хлеставшей из ног кровью.

Говорят, если бы Государя повезли в военный госпиталь, находившийся рядом, то успели бы остановить кровотечение и он, возможно, остался бы жив. Но судьба была милостива – она не позволила красавцу-царю доживать век беспомощным недвижным стариком-калекой.

Великий князь приказал везти его во дворец. Несчастный Дворжицкий вновь опустился на мостовую – он потерял сознание. Но никто не обращал на него внимания. Всем командовал Кох:

– Осторожнее… осторожнее…

Я бросился помогать… Десятки рук подняли огромное тяжелое тело, понесли его к карете.

– Стоять! – скомандовал Кох. Внести кровоточащее тело в карету было невозможно. Да и кучер оказался ранен.

– Давайте в сани… Осторожнее… Осторожнее…

И мы понесли окровавленного Императора к открытым саням Дворжицкого.

Я придерживал изуродованную, кровоточащую ногу в обгоревшем сапоге. Мои руки были в крови. Рядом держал Императора – тоже весь в царской крови – человек с портфелем. Я узнал его. Это был второй из тех, виденных мною в квартире. Наверное еще один бомбометатель. И в портфеле – бомба…

Мгновение мы смотрели друг на друга, он плавно выскользнул из-под тела и быстро пошел, почти побежал прочь.

Мы уложили царя в сани. Уцелевший конвойный казак, стоя в санях, обнял бесчувственное тело, стараясь держать его в покое. Другой осторожно положил на свои колени кровавые ноги… Их шинели, думаю, сразу намокли от царской крови – она буквально хлестала из артерии.

Сани двинулись. Огромный, в белых яблоках конь повез их…

А все пространство вокруг по-прежнему было покрыто недвижными или ползающими по грязной булыжной мостовой, по кучам мусора и снега стонущими людьми…

И тут я вновь увидел Сонечку. Она быстро шла по другой стороне канала и исчезла в огромной толпе, спешившей к ужасному месту.

Только тут я до конца понял, как же она меня обманула! Она всех нас обманула!

Легла со мной, чтоб я ей верил… В квартиру меня привела, чтоб передал – у них нет бомб, только одна мина!

Видно, звук взрывов слышал весь город. На Екатерининском канале, теснимая уже появившимися гвардейцами с ружьями, громадная толпа запрудила узкое пространство набережной. Я с трудом протискивался в этой спешащей к месту взрыва человеческой массе…

Весь Невский у Дворцовой площади и Дворцовая площадь тоже оказались запруженными народом. И я увидел так знакомые мне двухместные сани, с трудом двигавшиеся в толпе… Огромный Цесаревич в генеральской шинели и рядом – маленькая Цесаревна, окруженные конными казаками, ехали в Зимний дворец.

Мы двигались с одинаковой скоростью: впереди они в санях, сзади я пешком.

У Салтыковского подъезда я наконец-то поздоровался с ними…

Они вошли первыми, я за ними. Большие пятна черной крови – по мраморным ступеням и потом по коридору – указывали путь в кабинет Государя.

Царила полная неразбериха, бессмысленно бегали в каком-то безумии лакеи…

Я остановился в дверях кабинета.

Император лежал на диване у стола. Он по-прежнему находился без сознания… Вид его был ужасен: один глаз закрыт, другой смотрел прямо без всякого выражения… Каждую минуту входили один за другим члены Императорской Фамилии. Комната была переполнена…

Цесаревич плакал, обнимал брата Владимира Александровича и дядю Михаила Николаевича.

…Вбежала полуодетая Юрьевская. Говорили, что какой-то чрезмерно усердный страж пытался задержать ее при входе. Она упала навзничь на тело Царя, покрывая его руки поцелуями, и кричала: «Саша! Саша!..»

Розовый с белым пеньюар моментально пропитался кровью.

Кто-то сзади очень тихо сказал:

– Вам следует уйти отсюда, сударь!

Я обернулся и увидел… Кириллова.

– Здесь семейное прощание, – строго заметил он.

Я вышел.

Два кавалергарда появились у кабинета и встали по сторонам от входа. Дверь закрылась…

Спускаясь, я увидел еще одного знакомца. И услышал:

– Вот и дожили…

Это был Черевин. Он вел по окровавленным мраморным ступеням мальчика в матросском костюмчике. Мальчика я узнал – это был новый Наследник, тринадцатилетний Ники. Мальчик шел осторожно, стараясь не наступать на кровь деда. Но это не получалось – вся лестница и весь коридор были буквально залиты ею.

В крови бедный Ники становился Наследником. И мне предстояло дожить до дня, когда в крови он перестанет быть царем.

Теперь я стоял в толпе у дворца и ждал. Часы пробили половину четвертого, и штандарт Александра Второго на Зимнем дворце медленно опустился.

Толпа начала расходиться.

А я все ждал… Из Салтыковского подъезда вышел новый царь. Медленно, разрезая массу людей, шел к своим саням гигант – государь Александр Третий.

Шел большими шагами, и его маленькая жена едва поспевала за ним. Черевин почти бежал впереди, прокладывая ему дорогу.

Он миновал меня, и я встретился с ним глазами… Я был потрясен: куда исчез так знакомый мне добродушный взгляд толстяка-добряка? Теперь – тяжелый, беспощадный, страшный взгляд! Оставшийся в легендах взгляд Николая Первого!

Толпа закричала «Ура!», но как-то испуганно, робко.

Я тоже крикнул «Ура!»…

Новый царь не отвечал на приветствия, он был грозен…

Императора дожидалась сотня донских казаков. И сани его двинулись, закрытые от толпы казачьей сотней. Пики казаков грозно горели в лучах мартовского заката…

– Хорош! – сказал подошедший ко мне Черевин. – Вот он, народный богатырь. Не чета покойнику, царствие ему Небесное…

Я молчал, а он добавил:

– Я скажу откровенно: я покойному Государю многим обязан. И все-таки хорошо, что его убрали. Иначе Бог знает до чего довел бы он нас своими реформами. – И, хлопнув меня по плечу, пошел к своей карете.

Спасибо, что не сказал: «Хорошо, что мы его убрали».

Я сидел в кондитерской Беранже и ждал Сонечку. Ее не было. Не было её ни в четыре, ни в пять…

Я уже хотел уходить, когда появилась она! Начала сразу: