Книга Последнее лето - Елена Арсеньева

В одно мгновение Дмитрий вообразил себя распахивающим, каксомнамбула, дверь в комнату и падающим к ногам Сашеньки с предложением руки исердца… И тут внезапно за окном раздались крики, а затем подряд несколькопистолетных выстрелов.

* * *

Лидия слегка толкнула громоздкую дверь банка, и тотчаскто-то с другой стороны сильно дернул ее, помогая отворить. Ого, швейцара никакзавели?

– Пожалуйте, сударыня.

Нет, не швейцар, а полицейский. Вот новости, раньше охраны взале для посетителей не было. Понятно, после той попытки ограбления русскиймужик перекрестился, как это и водилось всегда. Интересно, полицейскогопоставил еще Аверьянов или уже новые владельцы подсуетились?

– Вы к кому-с? – осведомился полицейский, словноневзначай заступая Лидии путь.

Ну да, все понятно. Обжегшись на молоке, пуганая ворона дуетна воду и куста боится, а береженого Бог бережет. Неужели Лидия похожа насоциалиста-экспроприатора? С другой стороны, кто знает, может, у нее в сумочкеревольвер, а под узкой, обвивающей ноги юбкой прячется с десяток пособников?

– Я к господину Филянушкину. По частному делу.

– Извольте-с. Направо извольте-с.

Лидия прошла к барьеру, ограждавшему кассиров отпосетителей, и мстительно улыбнулась, увидев, какой бледностью налилось привиде ее лицо одного из них.

– Здравствуйте, Тихон… – Она запнулась. –Тихон… Извините, отчество ваше запамятовала.

– Осипович… – выдавил кассир с ощутимым усилием.

– Ах да, вспомнила. Весьма рада видеть вас в добромздравии.

– И мы-с… да-с… – промямлил Филянушкин и сделалсявовсе желт, каким бывает молочный поросенок, свой срок в лавке у мясникавылежавший и перешедший из разряда продукта свежего в разряд продукта, купотреблению негодного. – Чем могу служить-с, госпожа Шатилова?

Полицейский, исподтишка вслушивающийся в разговор, а такжедва других кассира, развлекавшие себя тем же занятием, воззрились на Лидиюпочтительно: фамилия управляющего сормовским заводом – крупнейшегоклиента! – была хорошо известна. Кроме того, кассиры, вероятно, вспомнили,что и госпожа Шатилова, и Филянушкин оба пострадали при нападении на банк вфеврале, – и физиономии их исполнились также и сочувствия.

– Да я, собственно, не за делом, а так простозашла, – пояснила Лидия Филянушкину и прочим заинтересованнымслушателям. – Прогуливалась по Немецкой, ну и зашла. Давно собиралась васпроведать, еще когда вы пребывали в больнице, а собралась только сейчас. Хотелаосведомиться о самочувствии.

– Благодарс… благорадс… ствуйте-с, благо-с… –забормотал Филянушкин несусветное. – Пребываем в светлой надежде, что иваше драгоценнейшее здоровье-с…

– О, я вполне здорова, – заверила Лидия. –Отчасти благодаря вам, Тихон Осипович, не так ли? Ведь в тот страшный день выбез колебаний кинулись мне на подмогу… Помните?

Филянушкин бессильно откинулся на спинку стула. Его и безтого светлые глаза вовсе выцвели и теперь чудились белесыми, с почтинеразличимой точечкой зрачка.

«Ах ты, сволочь! – с ненавистью подумала Лидия. –Ну конечно, ты все помнишь! Так же, как и я!»

– Но я своей болтовней мешаю работать, – с наивнойулыбкой оглядела она зал, в котором на данный момент ни одного посетителя небыло. – Не могу ли я попросить вас выйти со мной на улицу? Всего лишь нанесколько минут! Мне бы хотелось поблагодарить вас… в тот день вы вели себя такмужественно…

– Выйдите с госпожой Шатиловой, Тихон Осипович, –снисходительно кивнул лысый человек, возле которого на барьере стояла табличка«Старший кассир». – Ничего, минут на двадцать можете сделать перерыв.

«Да мне и десяти хватит!» – про себя усмехнулась Лидия ирасплылась в улыбке:

– Вы необыкновенно любезны, сударь. Весьмапризнательна!

«Они, конечно, сочли, что я дам ему денег в награду за этосамое мужество. И, когда он вернется, начнут требовать сводить их в пивную илив трактир. Тяжело тебе придется, Филянушкин, потому что премиальных тебе недадут, увы! Придется гулять на свои!» – мстительно подумала она и направилась квыходу, зная, что сгорбленный, исхудалый Филянушкин плетется за ней с живостьюприговоренного, восходящего на эшафот.

Полицейский придержал дверь, они вышли.

Не говоря ни слова, Лидия спустилась с крыльца и,оступившись на кирпичном тротуаре, выложенном «елочкой» да расколотом чьей-тотяжелой поступью, повернула за угол. Ну вот оно, то самое место! Ничто ненапоминает о случившемся, а где лежал окровавленный снег, теперь подросланежная мурава…

Лидию замутило от воспоминаний. Она открыла сумочку иопустила туда руку.

– Хочу сразу вас предупредить, Тихон… – Она сновазапнулась на его имени, как в прошлый раз. – Хочу предупредить вас, ТихонОсипович, что вот в этом ридикюле у меня лежит револьвер, из которого наблизком расстоянии человека можно и покалечить, и убить. Стреляю я отменно,смею заверить, и не замедлю всадить в вас пулю, стоит вам только дернуться. Апосле этого я расскажу в полиции о своих подозрениях… Думаю, при расследованиинетрудно будет установить вашу связь с теми людьми, которые пытались ограбитьбанк в феврале сего года. С Ганиным, Бориской и прочими…

Револьвер был все тот же «велодог», которым Шатилов обычногонял многочисленных бродячих сормовских собак. Но Лидия сочла, что коли сей«велодог» однажды проявил себя на этом же самом месте с наилучшей стороны,почему бы ему не повторить подвига… И вообще, всем известно, что, по сценическимзаконам, ружье (или револьвер, велика ли разница!), появившееся в первом акте,должно в последнем непременно выстрелить. Ну и, логически мысля, револьвер,выстреливший в первом акте, должен непременно появиться в последнем…

Лицо Филянушкина, видимо, уже достигло той стадии, послекоторой бледнеть сильнее уже невозможно, и перешло к обратному процессу. Теперьон сделался красен, точно свежесваренный рак. Пот выступил на лбу, губыпересохли, и он некоторое время бессмысленно шевелил ими, пытаясь справиться сголосом. Наконец выдавил:

– Что вы… почему вы… я не понимаю, с чего вы…

На этом силы его иссякли.