Книга Пари - Айя Субботина

не подает никаких признаков разумной жизни. Может, мне просто показалось?

— Кто? — Лекс настороженно озирается. — Ты кого-то ждешь?

— Я-то как раз никого не жду. Алексей Эдуардович! Я пришла уставшая как собака, голодная, отдавшая свой трудовой долг несмотря на бессонную ночь и жутчайший стресс, и рассчитывала спокойно принять ванну, поужинать и выспаться, а не наблюдать как вы окучиваете очередную… инфузорию туфельку!

— Я? Окучиваю? Вик, о чем ты? Что случилось, пока меня не было?

— Я об этом! — Тыкаю в первый же попавшийся в поле зрения букет. — Точнее о той, ради кого ты так расстарался, что аж проявил чудеса фантазии!

Коробка в его руках дергается. Не сильно, но на этот раз мне точно не показалось!

— Ах ты об этой женщине. — Лекс качает головой, а потом подбородком указывает на стену напротив. — Она там.

Он что — издевается? Там просто стенка и картина, и зеркало.

Зеркало.

А в зеркало же можно увидеть свое отражение? На это он намекает? Значит, все эти цветы и правда… мне?

Я роняю сумку, и чтобы не опозориться какой-нибудь сказанной в порыве чувств ванильной ерундой, запечатываю рот обеими ладонями.

— Умеешь ты, Лисицына, весь сюрприз испортить, — ворчит Лекс, поглядывая на осколки статуэтки, щедро рассыпанные у его ног.

— Я не люблю сюрпризы, — отвечаю машинально, потому что это читая правда. Никогда их не любила. Хотя именно Лексу пару раз удавалось сделать это так, что я даже злиться не могла, что он снова нарушил мое правило: никаких сюрпризов!

— Я помню, что не любишь, но решил рискнуть. — Но Лекс продолжает топтаться на месте, как будто ждет, что я дам на это официальное разрешение.

— Что у тебя там? — осторожно сама делаю шаг навстречу.

— Коробка.

— Капитан Очевидность! — произношу сквозь пальцы, по-прежнему зажимающие рот. — Оно шевелится.

— Разве? — Лекс осматривает коробку, которая, как назло, именно в этот момент выглядит самой обычной коробкой. Кстати, на ней даже никаких опознавательных знаков нет, намекающих на содержимое. Просто серый квадрат из переработанной бумаги, который обычно выдают на почте, когда пакуешь посылки. — Ты уверена? Или может просто еще не отошла от стресса?

— С моей головой все в порядке, если ты на это намекаешь. — Пока мы препираемся, коробка снова раскаивается оттуда из стороны в сторону, но на этот раз оттуда вдобавок раздается все тот же непонятный, похожий на ворчание звук. — Вот! Ты видел?!

Тычу в нее пальцами обеих рук, на что Лекс выразительно закатывает глаза.

— Признавайся, ты взял на прокат в зоомагазине какую-то рептилию, чтобы окончательно испортить мне жизнь?! — Ну да, мне же идти некуда, денег у меня нет, есть только этот номер и его «любезное приглашение» делить его на двоих. Если бы я хотела насолить своему заклятому врагу, то в такой ситуации, то раскрутила бы ее на все сто процентов.

— Ум мощностью две лошадиных силы, — вздыхает он, обходит разбитую статуэтку по широкой дуге и останавливается около дивана. Ставит коробку на него, жестом предлагает подойти и проверить содержимое самостоятельно.

— И не подумаю! — Мало ли что там? Нет, конечно, домашние игуаны, разные декоративные питоны и все такое вроде бы не ядовиты (точно?), но вдруг там паук?! Или, помилуй боже, жаба!

— Вот же черт, совсем потерял хватку. — Лекс озадачено скребет затылок. — Ты разве не должна была прийти на час позже? Я бы как раз…

— Предлагаешь мне убраться? Между прочим, я и так задержалась на чертов шведский стол, ходила за этими важными мордами, корча из себя обаяние и открытость к новым контактам!

— А зачем? — хмурится Лекс.

— Зачем?! — Да он издевается!

В ответ на мой заметно возмущенный тон, коробка вдруг как будто подпрыгивает на диване и на этот раз оттуда доносится очень отчетливое тявканье.

Тявканье.

Ящерицы, змеи и, тем более, пауки, точно не способны издавать такие звуки.

А вот милые толстенькие щеночки — очень даже умеют и практикуют.

— Лекс… — Я моментально затихаю и на мягких лапах подкрадываюсь ближе. — Там что…

Произнести это вслух просто язык не поворачивается. Мы же только сегодня про собак говорили, буквально утром. Я потом себя весь день корила за то, что распустила сентиментальные нюни, потому что он как будто даже в тех моих искренних откровениях нашел повод ткнуть в меня отношениями с Маратом.

— Я помню, что ты не любишь сюрпризы, — снова тяжело вздыхает Лекс.

Тявканье повторяется — на этот раз звонкое и выразительной, вперемешку с ворчанием.

Оставшиеся несколько шагов до дивана я — клянусь! — пролетаю, даже не касаясь ногами пола.

Так спешу открыть коробку, что путаюсь в четырех картонках импровизированной «крышки». А когда, наконец, справляюсь с ней и достаю «содержимое» им оказывается белый, как снег, толстенький и сморщенный щенок английского бульдога.

Щекастая морда смотрит на меня крайне дружелюбно.

Значит, Лекс все-таки слушал, что я говорила.

Бульдожик. Английский, а не какой-нибудь там французский или американский.

И хоть всю его белизну разбавляет одно, похожее на кляксу черное пятно на голове, он все же идеально белый.

— Щенок, — тупо произношу я, потому что ни на что другое в эту минуту мой голосовой аппарат не способен.

— Точно не рептилия? — корчит сомнение Лекс, но я так поражена, что в ответ могу только что-то нечленораздельно булькнуть.

Я все еще держу щенка на вытянутых руках, так что он начинает недовольно возиться и бодаться лапами, а когда прижимаю его к себе, то моментально начинает облизывать мой нос. И это, клянусь, самый прекрасный и идеальный момент в моей жизни!

— Ты моя булочка недожаренная! — приговариваю в его «улыбающуюся» довольную мордаху и в ответ он снова тянется лизнуть меня, на этот раз — в щеку. — Пирожочек мой сладенький! Бубочка мамина! А кто у нас самый сладкий?

Понятия не имею сколько проходит времени, прежде чем я слышу смешок Лекса и его справедливое замечание о том, что я только что начала необратимый процесс превращение в счастливую мамочку ангелочка-пирожочка. В ответ я даже не пытаюсь огрызнуться, потому что я готова признать и подписаться кровью под тем, что еще никогда в жизни Лекс не был так поразительно прав на мой счет.

А потом вдруг, во всем этом море эндорфинов, всплывает хищная акулья морда одного ма-а-а-аленького уточнения, которое, несмотря ни на что, так и не прозвучало.

— Что? — Я еще не успеваю ничего произнести вслух, а Лекс тут же настораживается. — Вика, блин, только держи себя в руках. Не надо бросаться щенками — у них немного другое предназначение.

На всякий случай покрепче прижимаю его к себе