Книга Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни - Екатерина Владимировна Лобанкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одновременно Стелловский печатал романсы, которые еще не выходили у Бернарда. Глинка пересматривал свои рукописи, вносил и уточнял исполнительские ремарки, выставлял показания метронома, чтобы в публикациях как можно точнее передать настроение и темп исполнения.
Издательский скандал
В апреле 1855 года разразился скандал со Стелловским. Прежний добродетель был разжалован и сброшен с пьедестала. Глинки его теперь называли исключительно «мошенник большой руки», «необразованный купец» и т. д. Глинка помнил, что их познакомил Константин Вильбоа, считавшийся преданным «подмастерьем» по переложению сочинений на новые составы. Но теперь и Вильбоа находился под подозрением и, как оказалось, не напрасно.
То, что происходило во время скандала, отражает ситуацию с авторским правом в России. Еще только начался процесс признания за автором его высшей воли, которую нельзя нарушать ни по каким, тем более коммерческим причинам. Нужно было время, чтобы в общественном сознании — и у публики, и у издателей — эта мысль утвердилась и прежние распространенные практики изменились.
А дело было вот в чем: в 1854–1855 годах Стелловский издал полное собрание вокальных сочинений Глинки. Можно было бы радоваться, но издание осуществлено со множеством ошибок и сознательных искажений, о которых автор не знал. Показательно, что подобные изменения были в России обычным делом. Часто делались попурри и переложения известных сочинений, которые тут же издавались без ведома авторов.
Стелловский чувствовал себя полным собственником приобретенных у автора сочинений, чему способствовали расписки самого композитора. А значит, он считал, что может с ними делать все, что угодно, в том числе менять состав исполнителей, голосов, вносить правки, добавлять новые названия, что он и делал.
Помимо мелких, редакторских нареканий, новых названий и множества опечаток, Глинку больше всего волновали неизвестные ему переложения двух романсов для дуэта голосов — «Сомнение» и «Баркарола» («Уснули голубые») — Стелловский включил их в собрание без ведома автора. «Молитва» была издана без названия, под общим заголовком и с ошибками на титульном листе, голос, для которого предназначалась пьеса, назван не контральто, а сопрано. Глинка был в гневе, он считал переложения плохими, сделанными «отвратительнейшим образом»[669]. В их авторстве Глинка подозревал Вильбоа, постоянного сотрудника Стелловского, что позже подтвердилось. На этой почве они окончательно поругались, что, однако, не помешало Вильбоа (в тандеме с издателем) продолжать работу над аранжировками сочинений.
В юности Глинку не слишком заботила дальнейшая жизнь его сочинений, так же как и аранжировка ставшего популярным «Вальса-фантазии», сделанная дирижером Йозефом Германом для исполнения на своих концертах в зале Павловского вокзала в 1840-х годах. Видимо, Глинка отстаивал в первую очередь «правильный» печатный текст, который сохранялся для потомков. Теперь нарушение авторского «слова» было для него хуже любого предательства. Эта ситуация настолько разозлила Глинку, что он выступил с обвинениями против Стелловского в статье «Санкт-Петербургских ведомостей».
Позиция автора сегодня для нас понятна, как и объяснимы действия издателя. Но в контексте русской культуры предпринятое начинание Стелловского по публикации всех романсов Глинки вызвало общественное одобрение. Впервые русский издатель, как подчеркивал журналист «Северной пчелы», «чуть ли не единственный коренной русский из числа великого множества содержателей музыкальных магазинов», осуществлял полное собрание сочинений признанного русского композитора. Этническая «чистота» и принадлежность к «титульной» нации становились для общества все более важными.
Стелловский издал романсы в двух собраниях: первое — из сорока трех романсов, второе включало цикл «Прощание с Петербургом». По коммерческим соображениям каждый романс печатался отдельно, но под общим титулом, так что покупатель знал о целом проекте{514}.
Постепенно, с выходом каждого номера популярность собрания становилась все более заметной, общество оценивало происходящее как неординарное событие.
Подобной чести — полного печатного собрания — удостаивались только самые признанные художники — Пушкин и Жуковский.
Стелловский рекламировал свой «продукт» в прессе, объяснял, что он хотел издать все, в том числе ранние романсы композитора, а также две его оперы с партитурами и клавирами.
Другое дело, что реклама не всегда соответствует действительности. Партитуры опер так и не были напечатаны при жизни Михаила Ивановича.
В это время в прессе Федор Толстой пытался примирить обе стороны, за что получил еще одну порцию негодования со стороны Глинки. Толстой вполне справедливо указывал, что переложения, вызвавшие критику автора, довольно часто встречаются в музыкальной практике. Они «…тем более извинительны, что романс „Сомнение“ был уже известен в первобытном своем изложении. Наконец… переделка основана почти нота в ноту на скрипичной партии, приделанной к романсу самим композитором. Во всяком же случае г. Стелловский действовал тут открыто, потому что на заголовке переделанного им романса на два голоса он написал свое имя», — объяснял Толстой. Он поддерживал издателя, хотя и критиковал некоторые недочеты новых транскрипций, как и высказывал свое критическое мнение о некоторых «мелочах» в романсах Глинки.
Критик выводит рейтинг лучших и худших романсов композитора.
К бесспорным достижениям он относил:
«Не называй ее небесной»;
«Только узнал я тебя»;
«Сто красавиц чернооких»;
«Колыбельная песнь»;
«Жаворонок»;
«Нет его, на том он свете»;
«Бедный певец».
Современному читателю XXI века из этого списка известен, скорее всего, только один романс — «Жаворонок» с виртуозной фортепианной партией и птичьими трелями.
К неудачам критик причислил:
«Что, красотка молодая» — за «шаткость», «неустойчивость» мелодии и гармонии.
«Венецианская ночь» — заметен «проблеск мелодического таланта», но встречаются «избитые формулы».
«Грузинская песнь» — его критика осталась без объяснений.
Разочарование рецензента вызвала «Молитва», последнее из сочиненного композитором: «…в ней есть и чувство, и глубина мысли, и знание музыкальных эффектов, и гармонии; но при тщательном изучении последнего произведения нашего композитора мы, к сожалению, вынуждены сознаться, что в нем М. И. Глинка отступил от своей прежней художественной простоты», за которую его ценили поклонники.
Критик подводит итог: «…но как бы то ни было, все собрание представляет для любителей музыки драгоценное сокровище как в художественном отношении, так и потому, что оно изобличает, так сказать, духовную жизнь нашего знаменитого композитора»[670].
Публичной критики, как и раньше, композитор перенести не мог — чтобы так фамильярно, да еще с подробным разбором его сочинений, выступали в печати?! И автору статьи могло не понравиться его последнее сочинение?! Глинка негодовал. Статья вышла в день рождения композитора в 1855 году, что катастрофически испортило настроение в праздничный день.
Очередной конфликт интересов понятен, но разрешить и примирить стороны — композитора и критика — невозможно. В России все больше развивалось публичное пространство, и теперь
