Книга История Англии - Андре Моруа

12. В 1834 г. лорд Грей ушел в отставку, отчасти потому, что О’Коннел и его банда ирландских депутатов портили ему кровь, но главное, потому, что союз с умеренными вигами и радикальными нонконформистами, составившими победоносную коалицию 1832 г., не мог быть долговременным. После короткого исполнения обязанностей премьера Пилом его заменил лорд Мельбурн. Уильям Лэм, лорд Мельбурн, был вигом старого закала. Муж слишком известной Каролины Лэм (любовницы Байрона), он через нее был связан с Девоншир-хаусом. Человек XVIII в., скептичный и остроумный, он без шума, на манер Уолпола, управлял страной, еще не пришедшей в себя от волнений, вызванных Биллем о реформе. Но энтузиазм плохой советчик и, к несчастью, хороший сторонник. Хотя Мельбурн, как и большинство скептиков, причинил мало зла, однако ослабил свою партию. При нем английские избиратели перестали считать вигов «передовыми» людьми. Большим событием для кабинета стала смерть короля Вильгельма и восшествие на престол молодой королевы Виктории, которой предстояло править с 1837 до 1901 г. Англичане хорошо ее приняли, поскольку она спасла их от своего дядюшки Камберленда, очень непопулярного брата короля. Ее царствованию предстояло на ближайшие полвека сделать лояльность рыцарским долгом. Восшествие на престол именно королевы имело и другое счастливое следствие. Курфюршество Ганноверское не могло передаваться по женской линии, а поскольку его унаследовал Камберленд, это избавило страну и от ненавистного принца, и от опасного симбиоза, который компрометировал Англию в континентальных делах. Порвав с духовным интернационалом, Англия порвала и с интернационалом династическим. Молодая королева сразу же проявила сильную волю, доходившую до упрямства. Вначале Мельбурн еще мог надеяться склонить ее к легкомыслию, но, едва выйдя замуж за своего кузена Альберта Саксен-Кобургского, она узнала от него и о ремесле государя, и об уважении к семейным добродетелям, которые позже спасли английскую монархию. В королевстве, которое должно было защищать свои институты от республиканских идей и приспосабливаться к вкусам промышленной буржуазии, «абсолютные короли династии Стюартов или распутные короли Ганноверской династии не смогли бы сохранить корону». В Англии, как и в Бельгии, Кобурги сделали монархию уважаемой. Именно с приходом королевы Виктории англичане приобрели привычку рассматривать семейную жизнь монарха как часть семейной и личной жизни подданных. Влияние нравственной непреклонности принца Альберта и строгости двора на английские нравы было столь же глубоким и широким, как некогда влияние Уэсли.

III. Победа свободы торговли

1. Виги сказали народу, что избирательная реформа положит конец всем его невзгодам. Народ вынудил лордов согласиться на реформу, но бедствия стали еще горше, чем когда-либо. Народ зароптал; виги пошатнулись. Чтобы отнять у них расположение нового электората, тори были отнюдь не безоружны, хватало им и вождей. Поскольку отныне герцог предпочитал популярность, а не власть, руководство партией перешло в руки сэра Роберта Пила, который называл себя уже не тори, а консерватором, — это слово больше годилось для того, чтобы обольстить средние классы. И этим классам сэр Роберт, гораздо более близкий к фабрике и лавке, нежели к поместью или крытому соломой домику, должен был нравиться. Рядом с Пилом, а порой выступая против него, существовал в партии и так называемый популярный консерватизм; он был представлен небольшой группой «Молодая Англия», в которую входил Бенджамин Дизраэли, гениальный оратор, сын писателя-еврея, но с детства обращенный в англиканство, а также лорд Маннерс, сын герцога Ретленда. Оба были выразителями ее идей. Дизраэли и его друзья подхватили тезисы Болингброка о традиционном устройстве Англии. И проклинали новомодную доктрину, которая, вместо того чтобы поддерживать естественную иерархию между классами, включающую в себя права и обязанности, оставляла заботу улаживать отношения между рабочими и их нанимателями механическим законам экономики. Они утверждали, что спасение состоит в возврате к обществу, построенному подобно средневековому, когда каждый, от сеньора до крестьянина, знал свое место и принимал его. По мысли Дизраэли и его друзей, роль консервативной партии состояла в том, чтобы посредством великодушной политики одновременно спасти оставшееся жизнеспособным прошлое и подготовить будущее.

Портрет Бенджамина Дизраэли в молодые годы. Литография с живописного оригинала Альфреда Шалона. 1839

2. «Молодая Англия» позабавила «Джона Буля». Эта клика молодых джентльменов в белых жилетах, желавших увлечь рабочих феодальными идеями, казалась ему смешной. Идеи Бентама, Мальтуса, Рикардо, Кобдена, Джеймса Милля тогда считались чуть ли не догматами веры. Почти все серьезные люди думали, подобно секте утилитаристов, что человеческие общества стремятся к наибольшему благу для наибольшего количества людей и что они могут достичь его, только позволив каждому заботиться о своей личной выгоде. Борьба интересов приводит не к совершенной справедливости, но к наиболее совершенной из возможных. Так что надо избегать всякого вмешательства государства. Малейшее ограничение конкуренции казалось ересью. Цены должны определяться автоматически законом спроса и предложения; конкуренция автоматически выведет прибыли предпринимателей и заработные платы рабочих на надлежащий уровень. «Заработные платы повышаются, — утверждал Кобден, — когда два хозяина бегут за одним рабочим, и понижаются, когда два рабочих бегут за одним хозяином». Пролетарий мог повлиять на заработную плату, только добровольно уменьшая численность населения. То, что было верно для отдельных людей, было верно и в отношении государств. «Правило, состоящее в том, чтобы покупать по наилучшей цене, а продавать как можно дороже, правило, которому каждый коммерсант следует в своей частной жизни, является также наилучшим правилом для коммерции целой нации». Любой таможенный барьер нарушает законы спроса и предложения. Такие добропорядочные люди, как Ричард Кобден, промышленник и государственный деятель, пророк Манчестерской школы, пытались убедить английский народ в том, что его нищета вызвана протекционистскими законами и, в частности, пошлинами на хлеб.

Чарльз Аллен Дюваль. Портрет Ричарда Кобдена, политического деятеля и фабриканта. Литография. 1848

3. Кампания против протекционизма стала одной из первых в Англии, проведенных средствами пропаганды (пресса, многочисленные выступления), которым в XIX в. было суждено изменить политическую жизнь. В публичных собраниях ораторы Ассоциации против законов о зерне показывали три буханки хлеба разного размера, которые стоили по-разному в разных странах: Франции, Англии, России. Буханка Англии была самой маленькой, стало быть, английский народ был обездолен. Эти демонстрации пользовались особым успехом у промышленников, в частности манчестерских, которые импортировали одновременно и хлопок, и зерно. Зато они ужасали сельскохозяйственных производителей. «Если вы, — говорили фермеры и сквайры, — снимите пошлины с зерна, то убьете английское земледелие». — «Это неважно, — отвечала Манчестерская школа. — Если другие страны в состоянии производить зерно по лучшему счету, чем мы, то пусть они пашут за нас, а мы будем за них прясть и ткать. Всякая коммерция должна быть циклом. Мы не можем продавать, если не покупаем. Закрытие наших границ для импорта станет концом нашего экспорта».