Книга Пасынок империи - Наталья Точильникова

Нагорный в первом ряду, на местах для потерпевших. Он машет мне, я подхожу и сажусь рядом.

Справа от нас место судьи и скамья присяжных, напротив — места для подсудимых, которых приведут позже. Пока там расположились адвокаты, предусмотрительно оставив несколько свободных мест. Весь цвет адвокатуры. Я не удивился, увидев там и Камиллу, и Руткевича. Ну, и конечно адвоката Митте Ивана Зиновьева. Интересно кто кого защищает? Ну, Камилла, наверняка, какого-нибудь нищего убийцу, или всех трех сразу. А Руткевич — бывшего министра Середнякова. Или Середнякова и Митте.

Слева от нас публика. Там, тоже в первом ряду сидит мой однокурсник Глеб Митте. Никиту не пустили, потому что ему нет восемнадцати, но он наверняка смотрит суд по Сети.

Я встречаюсь с Глебом взглядом. И он первым отводит глаза. По закону он ни в чем не виноват. Сына нельзя обвинить в том, что он не донес о преступлении отца, даже если отец планирует кого-нибудь убить. Так что «отсутствие состава преступления» в СБК ему прописали сразу же, без всяких психологических экспертиз.

Но по совести… Он же знал все. Знал, когда и где будут стрелять в Нагорного, когда собираются взорвать гравиплан с моим отцом и Хазаровским. И даже не попытался предупредить.

К нам подошел Ройтман, поздоровался со мной, пожал руку Нагорному. Сел за нами на следующий ряд. Он не потерпевший, но он психолог, который смотрел Митте, поэтому скорее сторона обвинения. С ним еще двое психологов Центра.

— Сегодня вечером, видимо, уже привезут к нам эту замечательную компанию, — сказал он. — А у нас места только на «F». Пять человек, не считая Руслана Каримовича, подписали согласие. Так что мы заняли «Е3», «Е4», «Е5» и на «D» тоже с третьего по пятый.

— Кому на «D3» повезло? — спросил Александр Анатольевич.

— Горелину. Он сам ни в кого не стрелял, так что сообщничество, и мы сочли возможным быть помягче.

— Значит, те, кого судят сегодня, все попадут на «F»? — спросил я.

— Нет, конечно, — сказал Евгений Львович, — им дадут выбрать «F» в Кириополе или другой город.

— Ближайший Центр с «Е» в Пальмире, — сказал Нагорный.

— Ну, да.

— Пятьсот километров.

— Саш, не сгущай краски. Четыреста пятьдесят. Час пути от порога до порога. Думаю, даже с выездом на выходные проблем не будет. Ну, отпустят в пятницу на час раньше.

— А скоро будут отпускать? — спросил я.

— Где-то через полгода. Все-таки надо, чтобы у них хоть минимально мозги встали на место, во избежание неприятностей.

— А те, кто попал на «D», могли выбрать между «D» и другим городом? — спросил я.

— Конечно, но «D» считается легче, чем «E», так что желающих не нашлось. К тому же там нет сейчас уж совсем вопиющих случаев.

— Я всегда думал, что «D4» и «D5» — это что-то ужасное, — сказал я. — Наемные убийцы, разбойники, бандиты, торговцы оружием.

— Садись, двойка, — хмыкнул Нагорный.

— Ну, почему? — возразил Ройтман. — Твердая троечка. Убийцы, разбойники и бандиты присутствуют. А торговля оружием — это «А5». Равно как и торговля всякими запрещенными веществами. Ненасильственное же преступление. Да, это очень нехороший бизнес. Но бизнес, а не убийство.

— Торговля смертью.

— Угу. Но торговля. Убивают другие люди. Иногда сами себя, и совершенно самостоятельно. А на «D» те, кто убивал сам или помогал это делать. Так что публика не самая приятная. Но сейчас совсем новеньких нет. Все там были не менее четырех-пяти месяцев, когда мы отправили к ним наших заговорщиков. После четырехмесячного курса человек, как правило, уже не опасен, хотя и не готов к тому, чтобы вернуться в общество.

— Руслан Каримович у вас четвертый месяц, да? — спросил я.

— Угу, — кивнул Ройтман. — Все у него в порядке. Дочки к нему приходят. Ведет себя хорошо, так что на Рождество домой отпустим, дней на пять.

— Меньше, чем через полгода, — заметил я.

— В случае Салаватова это допустимо, — сказал Евгений Львович. — И Рождество все-таки, а он верующий.

— Похоже, вера в Бога с нравственностью вообще никак не коррелируется, — заметил я.

— А ты как думал? — усмехнулся Нагорный. — Церковь нужна грешникам. Праведникам церковь не нужна.

— Саша, а тебе тогда зачем? — спросил Ройтман.

— Ну-у, если вы мне три месяца накрутили, наверное, не праведник.

— Не праведник, конечно, — сказал Евгений Львович, — врешь потому что. Кто тебе три месяца накручивал? Мы с Венгером младшим и Старицыным сказали: «Саша, нам здесь делать почти нечего. Все в границах нормы. Так что недельки две ради перестраховки и доведения до совершенства». «Как это нечего? — сказал Саша. — А вот. И еще вот. Недисциплинирован, расхлябан, шнурки развязываются. Не сдержан, ору на людей. Люблю крепкое словцо. Интеллект низкий. Сто сорок пять всего. Способен получать удовольствие от страданий других. Пусть не лучших представителей человечества, но все равно ужас. Так что давайте правьте, господа, и не отлынивайте». Так что получился роскошный дизайнерский проект личности с трехмесячной реализацией. Хазаровский как посмотрел и говорит: «Саша! Я и не знал, что у тебя столько недостатков!»

— Угу, — кивнул Нагорный, — я уж понадеялся, что передумает.

— Знаешь, что будет, если он передумает? — спросил Евгений Львович.

— Ну, найдет другого.

— Не-а, не найдет. Если он передумает, его на референдуме прокатит Народное Собрание. И изберет тебя.

— Да, ладно! У меня поддержка почти такая же, как у Хазаровского.

— Не совсем. Пошире и попроще.

— Ага! То есть для того, чтобы любить Хазаровского нужно три высших образования, а для того, чтобы любить меня, достаточно двух.

— Да меньше, — без тени иронии сказал Ройтман. — Ты-то сам как относишься к такой перспективе? Хазаровского прокатывают, тебя избирают.

— Я плохо отношусь к такой перспективе, — сказал Нагорный, — и устал это повторять. Я конечно жутко безответственный человек, и шнурки у меня развязываются. Но не до такой же степени безответственный! Евгений Львович, у меня управленческого опыта не хватает, причем катастрофически. Мне практика нужна. Вообще, один из вопиющих недостатков демократии — эта вера в то, что симпатичный человек с подвешенным языком сможет эффективно управлять. А он командовал до этого только своим избирательным штабом из пяти с половиной энтузиастов.

— Ну, в общем, да, — сказал Ройтман. — Разные участки мозга отвечают за умение нравиться и умение правильно оценивать обстановку. Хотя корреляция есть. Человек, который нравится, легче поведет за собой людей и добьется своего. Кстати, за мистицизм и альтруизм, с которым связана нравственность, тоже отвечают разные участки мозга. Так что грешники в церкви не удивительны.