Книга Дикарка Жасмин - Бертрис Смолл

— Дай ее мне, — проговорила Скай. — Рохана, Торамалли и весь дом не дождутся, чтобы увидеть ребенка. Ты была в родах весь вчерашний день и всю ночь. Но теперь утро, и я уже слышу за дверью Индию. Ей хочется посмотреть сестричку.

Рохана и Торамалли, которые, хотя и были во время родов в спальне госпожи, сидели там без дела, а теперь подошли посмотреть ребенка.

— У нее такая же родинка Моголов, — заметила Торамалли.

— И материнские голубые глаза, — подхватила Рохана. — Леди бабушка права: она похожа на госпожу, от отца только рыжеватые волосы.

— Ее волосы рыжее, — возразила Торамалли.

— У ее бабушки Велвет волосы золотисто-каштановые, — напомнила Скай. — Да, пожалуй, в ней больше всего от де Мариско, чем от кого-нибудь еще. — Она подняла девочку и поспешила из комнаты, чтобы показать ее Адаму, родственникам, Адали, всем, кто с нетерпением ждал новостей о вновь родившемся члене семьи.

— Наверное, так выглядела Жасмин, когда была маленькой, — предположил Адам, нянча ребенка на руках. Потом нежно коснулся пальцем крохотной родинки на верхней губе.

— Я тоже хочу посмотреть! — потребовала леди Индия Линдли, и ее няня подняла девочку, чтобы она могла взглянуть на сестренку. — Ребенок. — Голос Индии звучал слегка разочарованно. — А я хотела пони. Деда, у меня будет пони?

— Будет, мисс Индия, будет, когда мы вернемся домой в Англию, — пообещал Адам. — Ты какого хочешь?

— Черного, — не колеблясь ответила Индия.

— Будет тебе красивый толстый черный пони. — И Адам повернулся к жене. — Фортуна кажется здоровым ребенком. Через месяц мы можем отправляться, Скай. Ирландия — замечательная страна, но я скучаю по Королевскому Молверну.

— Жасмин должна набраться сил перед дорогой, — ответила мужу госпожа де Мариско. — Я думаю, шести недель будет достаточно, если все пойдет нормально. И тогда мы сможем ехать домой, в Англию.

Эйбхлин, еще несколько дней после рождения Фортуны оставалась со Скай, а потом стала собираться обратно в монастырь.

— Будь осторожна, — предостерегла ее сестра. — Англичане серьезно взялись за Ирландию и уже не выпустят ее. Я благодарю Бога за то, что монастырь Непорочной Невесты стоит вдали от торных дорог, но можно себе представить: то, что случилось с монастырями в Англии, вероятно, произойдет и здесь, в Ирландии. Молитвенные дома сожгли раньше. Король Яков — неплохой парень и избрал свой путь — свободу религии. А вот его окружение, какие бы у них ни были молитвы: алчность, фанатизм, невежество, — предпочитает хаос, вызванный религиозной рознью. Внимательно следи за всем происходящим, а в случае чего я тебя тоже извещу.

— Я умру задолго до того, как произойдут какие-либо перемены, и возблагодарю Господа за легкое избавление, — ответила Эйбхлин. — У меня в груди растет опухоль. Я проживу год, от силы два.

— Эйбхлин! — Скай пришла в ужас от откровенного признания сестры.

Эйбхлян грустно улыбнулась:

— Из всех сестер только ты и я прожили жизнь так, как хотели сами, Скай, и не позволили ни одному мужчине нас учить. В Ирландии я одна из трех женщин-врачей. Всю свою жизнь я помогала другим: вводила новые души в наш мир, облегчала страдания умирающих, лечила больных. Жизнь для меня была радостью, и я всем сердцем благодарю Бога за то, что он дал мне такое полное счастье. И вот теперь я умираю. Могу ли я жаловаться? Мне семьдесят четыре года, Скай, — возраст почтенный. Ни одна из наших сестер: ни Муар, ни Пегги, ни Брайд — не дожили до этих лет.

Эйбхлин ободряюще похлопала сестру:

— Не горюй слишком обо мне. Когда Господь меня призовет, я с радостью отправлюсь к нему и буду с таким же усердием служить ему, как старалась служить всю жизнь. Тогда оплакивай меня в сердце своем — ты ведь будешь это делать, даже если я тебе запрещу, — но не очень долго, сестренка. Плакать тут не о чем. Я до конца прошла свой путь. А многие ли из нас могут сказать то же? Даже ты не сможешь, Скай О'Малли. Даже ты!

Глядя, как сестра едет прочь по дороге на своей низкорослой коричневой лошади, Скай поняла, что никогда больше не увидит Эйбхлин О'Малли.

— Куда делись все эти годы? — раздраженно пробормотала Скай. — Разве может Эйбхлин умереть? Неужели семьдесят? Боже! А Адаму в следующем месяце будет восемьдесят. Пожалуй, я, как старушка Бесс, начну ненавидеть зеркала. Допускаю, что выгляжу моложе своего возраста, но уже чувствую горячее дыхание старости с ее болями и болячками. А в своем сознании я все еще молода и полна жизненных соков! Черт возьми, я не готова стареть! — Она скривила лицо и твердо решила:

— Я никогда не постарею. — Взглянув снова на дорогу и увидев, что сестра вот-вот скроется из виду, она прошептала:

— Доброго пути тебе, Эйбхлин О'Малли, до встречи в другом мире. — Потом повернулась и твердой походкой с развевающейся на ветру юбкой отправилась обратно в замок.

Фортуна Линдли была крещена отцом Кулленом в деревенской церкви Магвайр-Форда. «Мать удачно выбрала крестных родителей», — думала Скай. Брайда Даффи в своем лучшем и единственном платье была крестной Фортуны, а крестным отцом стал Рори Магвайр. Они гордо стояли у древней каменной купели, пока девочка становилась членом христианского братства. Луч солнца сквозь витражное стекло узкого окна, гордости церкви, коснулся детской головки.

Скай пригляделась. Волосы Фортуны, для младенца очень густые, были ярко-рыжими. Таких у Велвет не было никогда. «Когда родилась дочь, — думала Скай, — ее волосы выглядели гораздо темнее. Только к шести месяцам черные волосы выпали и голова приобрела рыжину, но не такую, как у Фортуны Линдли. Должно быть, я старею, — решила Скай. — Как я могла не заметить раньше, что волосы внучки золотисто-рыжие? Того же цвета, что у Рори Магвайра"

Скай оцепенела. Что она придумала? Между Рори Магвайром и Жасмин ничего не было. Ровным счетом ничего. Да, юный осел ее любил, но она об этом даже не догадывалась. Она все еще любила Рована Линдли и будет его еще долго любить, Скай знала, как это происходит после смерти мужа. И все же откуда взялись эти золотисто-рыжие волосы?

В дни между крещением Фортуны и их отъездом в Англию мысли Скай постоянно возвращались к новому члену ее семьи. Взгляд перескакивал с ирландца на правнучку и обратно. И убеждение ее все более крепло: Фортуна Линдли — не дочь Рована Линдли. Одного она не могла понять, как это могло случиться. Жасмин вовсе не походила на женщину, которая что-то таит на душе. Она постоянно разговаривала с детьми об отце, и с новорожденной тоже. И фальши в ней вовсе не чувствовалось.

— Я что, совсем рехнулась? — вслух спрашивала себя Скай. Этой тайной отягощать Адама она не хотела. Но ей нужно было с кем-нибудь поговорить. Адали. У Жасмин от него нет секретов. Он знает все, но захочет ли ей рассказать? — Если не захочет, я у него один за другим все ногти вырву, — мрачно бормотала Скай.

Вечером, накануне отъезда, она дождалась, пока они остались в большом зале одни. Все остальные разошлись спать.