Книга Погасить черное пламя - Мария Гинзбург

Первая печать была наложена.

Глиргвай склонилась к источнику. Вода оказалась не такой холодной, как ожидала эльфка, но очень чистой и свежей. Девушка с удовольствием напилась и умылась. Она смутно почувствовала дрожание Чи в стене прямо перед собой, откуда извергалась вода. Источник был сделан в виде вделанного в стену кувшина, и Глиргвай поняла, что кувшин опутан какими-то чарами. Возможно, благодаря им вода и становилась такой чистой – дезинфицирующие заклинания стабильного контура были применялись и в Железном Лесу.

Но в следующий миг она поняла, что ошиблась.

Из кувшина вырвался черный зигзаг. Его лохматая кривая лапа скользнула над плечом ошеломленной эльфки и проскочила в сокровищницу. Тут же все исчезло, так что Глиргвай даже засомневалась, не привиделось ли это ей. Замок дракона был пропитан магией, как торт кремом, и удивляться мороку не приходилось.

Эльфка услышала крики из сокровищницы. Кричал Рингрин, а вот Зигфрид…

Оборотень рычал.

Глиргвай бросилась к выходу, срывая лук с плеча.

Со второй печатью дело пошло проще. Лайтонд оказался достаточно высокого роста, чтобы достать до верхнего края мешка. Руки его порядком затекли, пока он плел печать из жгута Цин, и начали дрожать к тому моменту, когда он вытолкнул второй край клинка из раны. Черная круглая печать, похожая на дно небольшой ивовой корзинки, вошла в глубь мышц. Эфирное отражение клинка в последний вспыхнуло синим и исчезло. Лайтонд остался один. В этом момент он показался себе мышью внутри огромной кастрюли, стоящей на огне.

Однако черная, с алыми прожилками сосудов ткань живого мешка начала сереть в том месте, где в нее погрузилась печать. Лайтонд счел это добрым знаком.

Следовало решить, куда двинуться дальше. Какие из ворот закрыть первыми – нижние или верхние. Зигфрид очень советовал начать с нижних. Химмельриттерам они представлялись в виде руля на корме боевой ладьи. Руль следовало сломать, а отверстие, в котором он крепился, залить свинцом. Лайтонд понимал, почему Зигфрид считает нижние ворота самыми важными. Оборотень сам не раз проходил сквозь них – целиком, выворачивая свое эфирное тело, словно чулок. Зигфрид боялся, что Черное Пламя перекинется, примет человеческий облик. В этой ипостаси дракона нельзя было убить, как нельзя причинить вред человеку, разбив зеркало с его отражением.

Однако Лайтонд решил начать с верхних ворот. По описанию оборотня, они должны были выглядеть, как один-единственный глаз на морде носовой фигуры, украшающей ладью. Эльф подозревал, что у Черного Пламени не трое, а четверо ворот. У самого Лайтонда вместо шести досконально изученных магами шести эфирных ворот было семь, причем седьмые находились не в его теле, а отдельно от него, над макушкой. Проходя через них, Лайтонд выворачивался почти так же, как оборотень, меняя человеческий облик на звериный.

Так, да не совсем.

Проходя через верхние ворота, Лайтонд терял свое физическое тело и становился магическим полем. Когда у него это случайно получилось первый раз, эльф жутко испугался и решил, что умер. Но он ошибся.

За седьмыми воротами была не смерть, а вечность.

После этого Лайтонд понял все туманные намеки, которыми пестрели магические книги. Понял он так же, что никому раньше не доводилось выходить через седьмые ворота, кроме разве что великого и мрачного некроманта древности Ульвхаарта. Некромант не был склонен к излишней откровенности; он изложил подробности своего путешествия в песне, изобилующей кённингами и недомолвками. Остальные маги поняли немного, но достаточно, чтобы позавидовать некроманту черной завистью, и исказить его и без того не самое внятное послание своими домыслами и догадками.

Таким образом, Ульвхаарт добился того, чего хотел, и здесь его не смог бы осудить никто из магов – пройти через седьмые ворота случайно стало невозможно. И причина была не в мелочном желании сохранить монополию на темное знание, в чем Ульвхаарта в голос обвиняли его коллеги по волшебному искусству (именно после этого путешествия Ульвхаарта некромантия в отместку была объявлена запретным колдовством). Некромант проявил немалое благородство характера.

Проблема, как всегда, заключалась не в том, чтобы пройти через седьмые ворота – а в том, чтобы вернуться.

Невнятная песня Ульвхаарта спасла жизнь многим магам авантюрного склада характера, которые просто не смогли бы повторить описанный в ней путь.

Лайтонд же сильно сомневался, что он сможет пройти самые верхние ворота в теле Черного Пламени и последовать за ним на седьмое небо драконов. Но Верховный маг Фейре со всей отчетливостью понимал, что даже если у него получится, то вернуться оттуда в физический мир ему не удастся. Если бы эльф не закрыл высшие эфирные ворота дракона, император бы запросто улизнул от него – в очередной раз. А Лайтонду ничего не хотелось так сильно, как закончить эту бесконечную игру в злого дракона и благородного драконоборца.

Эльф развернулся и двинулся по трубе в ту сторону, откуда, судя по строению мышечных волокон, всасывался жидкий огонь.

Владислав не увлекался драгоценными безделушками; они слишком индивидуальны, слишком ярки. Наверняка у дракона имелась опись его сокровищ, по крайней мере, наиболее значимых драгоценностей. По этой причине сын рабинского аптекаря остался совершенно равнодушен к тяжелому золотому венцу, который так глянулся Искандеру, и к украшенному рубинами парадному панцирю. Владислав планомерно и методично набивал карманы своей куртки золотыми монетами – тонкими, как лепесток, эльфийскими розеноблями, боремскими талерами, украшенными замысловатыми рунами и витиеватой чеканкой, сюркистанскими квадригами с дыркой посередине. Владислав чуть не прослезился, обнаружив в этой груде мандреченского «всадника», монету старой чеканки, на которой изображался всадник с копьем, протыкающий змея – придя к власти, Черное Пламя особым указом заменил литейный штамп.

Смотреть в сторону Лайтонда Владислав избегал. Даже он, начисто лишенный магического дара, чувствовал колебания эфира. Ему не было страшно в анфиладе, когда они шли сквозь пламя, выпущенное отчаявшимся императором. В тронном зале Владислава охватил азарт рубки, ярость ближнего боя. Так что трусом сын рабинского аптекаря совсем не был. Но сейчас ему было жутко, и Владислав сосредоточил все свое внимание на медово-желтых монетах.

Из-за этого он и упустил момент, когда Искандер вдруг резко выпрямился и повернулся к Верховному магу Фейре. Искандер покосился на соратника – неловко, как кукла, повернувшись к нему всем корпусом. Но Владислав любовно поглаживал ребро «всадника», проверяя наличие насечки.

Искандер медленно, по широкому полукругу, двинулся к Лайтонду. Он заходил со стороны лапы Черного Пламени, невидимый и недосягаемый для Рингрина.

Лайтонд не ошибся. Шагов через сорок труба начала сужаться, и вскоре эльф очутился перед узким выходом из нее. Он был забит липким комком темно-синей слизи, в который под действием жара от тела дракона превратилось заклинание. Края комка уже совсем обуглились и почернели. Лайтонд понял, что надо торопиться. Как только такой же такой комок в нижних воротах эфирного тела Черного Пламени рассыплется в прах – а произойдет это довольно скоро – дракон вернется в свое тело, и горе тогда незваному гостю!