Книга Незримые фурии сердца - Джон Бойн

– Он знаменит везде.

– Да, но…

– Слушай, давай я пригляжу за детьми, – предложил я. – А ты езжай в Словению.

– Правда? Ты хочешь пять дней нянчиться с четырьмя младенцами?

– Горячего желания нет. Но я готов. Так уж трудно, что ли?

– Пустяки! – рассмеялась Ребекка. – Делов-то!

– Да справлюсь я. Знаешь, тебе не мешает передохнуть.

– А что, я плохо выгляжу? – всполошилась Ребекка. – Плохо, да? Как распустеха? Ты это хочешь сказать?

– Вид у тебя неизменно роскошный. – Я не лукавил, ибо, несмотря на усталость и конвейер деторождения, выглядела она, как всегда, сногсшибательно.

– Я себя чувствую той старухой с «Титаника». – Ребекка подперла ладонями подбородок. – Только еще менее аппетитной. Я так одрябла, что на конкурсе в купальниках проиграла бы матери Терезе.

– Наверняка Игнац думает иначе. – Я постарался изгнать устрашающую картинку.

– Не дай бог! Если он еще ко мне сунется, я отчекрыжу ему причиндалы. Четырех детей за год с небольшим мне хватит. Хорошо бы, конечно, скинуть их на тебя и удрать, но ничего не выйдет.

– Почему?

– Потому что я лучше справляюсь с кормлением грудью.

– М-да. Резонно.

И вот так взмывший в небо самолет доставил меня в сумбур встречи самого известного словенского экспатрианта, через двадцать с лишним лет вернувшегося на родину. В зале прилета нас окружила толпа фотокорреспондентов и телевизионщиков, совавших микрофоны под нос Игнацу и задававших вопросы на непостижимом наречии. Невероятно шумная орда встречающих ребятишек создавала впечатление, что мы прибыли в составе детского оркестра. Всеобщий восторг был вполне понятен, ибо уже вышла восьмая книга в серии «Флориак Ансен». За чашкой кофе я ждал больше часа, пока Игнац терпеливо раздавал автографы. Затем лимузин нас доставил на устроенный издателем фуршет с шампанским, предварявший вечернее выступление Игнаца в местном театре, на которое были раскуплены все билеты.

За всю писательскую карьеру Мод лишь однажды участвовала в публичном чтении своего романа – тот кошмарный вечер отражен в биографии, написанной Алисой, которая не была на том мероприятии, а вот я все видел своими глазами. В книжный магазин в центре Дублина набились десятки читателей, журналист из отдела культуры «Санди пресс» представил Мод и огласил список ее произведений, созданных к тому времени. Моя приемная мать, вся в черном, сидела в углу и безостановочно курила, морщась при всяком сомнительном комплименте ведущего. (Она даст фору любому писателю-мужчине, сказал, например, журналист. Или вот еще: У нее хорош слог, но еще лучше ноги. И особый перл: Для меня непостижимо, как она умудряется сочинять романы, да еще ухаживать за мужем и ребенком. Надеюсь, она не манкирует супружескими обязанностями!) Когда ведущий смолк, Мод подошла к микрофону и без всяких вступлений начала читать первую главу недавно изданного романа «Среди ангелов», не вызвавшего абсолютно никаких откликов. Видимо, Мод, не имевшая опыта творческих встреч, неверно поняла суть публичного чтения, ибо, через сорок минут закончив первую главу, ошпарила взглядом зааплодировавших слушателей и, рявкнув: «Тихо вы, еще не всё!», приступила ко второй главе. А затем к третьей. Лишь через два с половиной часа, когда последний слушатель вышмыгнул из магазина, она захлопнула книгу, ухватила меня за руку и ринулась на улицу, где поймала такси до Дартмут-сквер.

– Никчемная трата времени, – по дороге домой негодовала Мод. – Зачем они вообще пришли, коль им не нравятся мои произведения?

– Наверное, они думали, чтение займет всего несколько минут, – сказал я. – А потом вы ответите на вопросы.

Мод покачала головой:

– В романе четыреста тридцать четыре страницы. Чтобы его понять, нужно выслушать все до конца. А еще лучше – прочесть. Как за десять минут понять смысл книги? Это время на три сигареты! Мещане! Дикари! Скоты! Чтоб я еще раз… Больше никогда, Сирил, я тебе обещаю.

И слово свое она сдержала.

Игнац, конечно, таких оплошностей не допускал. Поднаторевший в выступлениях, он знал, как долго публика готова его слушать, и умел расположить ее к себе, с продуманной самоиронией отвечая на вопросы. На третий день, разделавшись с бесчисленными интервью для газет, радио и телевидения, которые организовал его издатель, Игнац предложил съездить в Марибор, город на северо-востоке страны.

– Чем он знаменит? – Я сунулся в путеводитель, с которым последние дни не расставался, точно Люси Ханичёрч со своим «Бедекером» в фильме «Комната с видом»[61].

– Там я родился, – сказал Игнац. – Там жила моя семья.

– Правда? – Я удивился, потому что он никогда не поминал этот город. – Ты уверен, что хочешь туда вернуться?

– Не вполне. Но, думаю, лучше съездить.

– Почему?

Игнац долго молчал.

– Я не последний раз в Словении, – наконец сказал он. – Приеду еще, хоть ненадолго. С детьми, когда подрастут. И я не хочу, чтобы надо мной довлело прошлое. Лучше сейчас с ним покончить навеки.

В прокате взяв машину, мы очутились на промозглых разбитых улицах, где прошли детство и отрочество Игнаца. Он молчал, когда вел меня по городу, вспоминая знакомые короткие пути, узнавая магазины и дома друзей детства. Фасад старой школы, заколоченной досками, был разрисован нераспознаваемыми граффити, а ее недавно выстроенное новое здание так выглядело, словно вряд ли устоит под сильным ветром. Мы пообедали в ресторане, где на нас глазели посетители, узнавшие знаменитого земляка, но как будто робевшие к нему подойти. Осмелился только девятилетний мальчик, обедавший с отцом, и попросил подписать книгу о Флориаке Ансене. Они с Игнацем говорили по-словенски, и я, естественно, ни слова не понял, однако не стал выпытывать тему их беседы. Потом мощеным проулком мы пришли к лачуге с заколоченными окнами и обвалившейся крышей. Потрогав входную дверь, Игнац прикрыл глаза и глубоко вздохнул, стараясь то ли унять волнение, то ли сдержать слезы.

– Что это? – спросил я. – Куда мы пришли?

– Вот мой дом, – сказал Игнац. – Здесь я родился и вырос.

Я удивленно разглядывал домишко, слишком тесный даже для одного, не говоря уж о семье с ребенком.

Игнац понял, о чем я думаю.

– Там всего две комнаты, – сказал он. – Маленьким я спал вместе с родителями. Позже, когда отец нас бросил, мать стелила мне на полу. Туалет на улице. Помыться негде.

Я молчал, не зная, что ответить. Об отце его мы не говорили с тех пор, как двадцать один год назад Джек Смут ударом ножа в спину убил мерзавца.

– Ты хочешь войти в дом? – спросил я. – Наверное, если оторвать доски…

– Нет, не хочу, – поспешно сказал Игнац. – Просто решил взглянуть.