Книга Религия бешеных - Екатерина Рысь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не могла найти хоть подобия объяснения этому его поступку. А потом, как от искры, меня захлестнуло мгновенно закипевшим бессильным бешенством. Сережа, а что, ты мне теперь на каждый Новый год будешь вот так звонить?! В жизни не встречала ничего более бессмысленного, чем этот прорвавшийся откуда-то из прошлой жизни, почти с того света, звонок. Непоправимо, убийственно бессмысленного…
Зачем все это? Теперь он не отпускает меня?.. Одним движением он сбил меня с ног. Сорвал грубую пересохшую корку с только что затянувшейся раны… Господи, как же мне было больно… Зачем он позвонил? Мертвые могут убивать даже по телефону…
Что остается, когда не остается ничего?
Остается то, через что не перешагнешь. То, что гвоздями с размаху вогнано в ладонь.
Это прикосновения, еще горящие на этих ладонях…
Жар его пылающего плеча под рукой… Какое счастье! Какое счастье, что я уже воспринимала это все странно отстраненно. Еще так недавно жар его кожи был бы смешан с горючим отчаянием моих слез. То невыносимое счастье, которое все-таки полоснуло меня наотмашь… Обычно оно слишком быстро обращается в лютое, выжигающее душу горе. Горе счастья, горе любви… Слезы прожигали бы эту, и без того воспаленно-пылающую кожу. И жизнь — это было бы самое меньшее, чем за эту опустошающую минуту я жаждала бы платить…
Убийственные воспоминания… Я знаю рецепт выживания в этом мире. Забудешь ЭТО — забудешь все…
…И снова Алексей меня спас. Мне все-таки пришлось раскачать окаменевшую память и дописать рассказ о нем до точки. И вспомнить — до последнего штриха… И я прорвалась назад в тот лютый и роскошный май, где я вдыхала жизнь, как никогда. «Бери от жизни все. А завтра — все, что осталось…» И он опять вытеснил собой все остальное…
Кажется, я то ли предсказала, то ли накликала ту чудовищную волну — цунами, которая 26 декабря 2004 года в Индонезии смыла в океан 280 тысяч народу. Дней за десять до землетрясения я, подбирая эпитеты, вдруг на одном дыхании выдала несвойственный для меня образ: «Выбросившийся на берег океан…» Пальцы буквально сами набили эти странные слова. Я никогда не видела океанов. И я тогда еще совершенно не представляла, как океаны выбрасываются на берег…
Вот так и живу, то ли предсказывая, то ли притягивая беду…
В какой-то момент я резко выдернула себя из воспоминаний о событиях мая обратно в декабрь. И остановилась, не совсем понимая, куда я попала.
Господи, чем я следующие полгода занималась? Ведь могу же я жить нормально. Ведь могу же я жить…
Но я упорно, шаг за шагом, погружалась в какой-то узкий, извилистый разлом. Где все было настолько призрачно и непрочно. Где нельзя было выпрямиться в рост. Где под ногами стремительно исчезали последние опоры и носились сквозняки смертельного отчаянья. Где меня опутывала тугая паутина. Где уже начинало попахивать чем-то пещерным. И где так легко было заразиться смертью…
И так же, шаг за шагом, я, похоже, незаметно сдавала саму себя. Я сумела снова очень остро прочувствовать, какой живой я была совсем недавно, еще в этой, не в прошлой даже жизни. Тем яснее я увидела, что теперь осталось от меня самой. Что-то мало… Так этот кусок жизни был ошибкой?
Но никакой ошибки не было. Я сделала именно то, что намеревалась. Я окунулась в омут жизни другого человека. Но оказалось, что даже не вполне намокла. И только почему-то стеснялась сразу отряхнуться…
Тонкий ломающийся лед, на котором я балансировала рядом с ним, — превратился в подмерзшую воду на асфальте. В крошево предутреннего льда под каблуком сапога…
Вчера еще была зимняя оттепель и слякоть. Но неподвижная ночь взглянула на землю холодно и спокойно. И в предутренней тишине я ступила на твердый неровный лед. Вот это — мое. Нога прочно держала дорогу…
Наверное, я давно об этом догадывалась. Наверное, я наконец-то все поняла.
Я ведь не умею любить.
Умирать от любви — это еще не любовь. А вот не оставить погибать любимого…
Я ведь ни секунды не боролась за свою любовь. Я сдала все, что у меня было. Что у нас было. С легкостью сдала. Ни за что. Отшвырнула от себя. Убила. Любовь убила.
Убила любовь просто потому, что ЕМУ она была нужна ЖИВОЙ… НЕДОСТАТОЧНО СИЛЬНО… Так роженица убивает младенца, потому что его отец не пришел под окна роддома…
Самое мучительное: зависнуть где-то между жаждой любви и неспособностью к любви. В душе — пустыня. И все, что остается, — расчистить эту пустыню до конца.
Я ведь не выдерживаю, я сбегаю. Я рвусь из любви как из плена. Все, что могу, — спастись сама. Теперь уже научилась… Любовь — это то, что не утянет меня за собой… И я все меньше могу сделать для… Я не могу сделать ничего.
Единственное оставшееся мне наслаждение — полосовать свое несправляющееся, атрофированное сердце. Проворачивать в нем нож. Чтобы кайфом фантомной боли где-то на периферии нервных окончаний разлился смутный и щемящий отголосок. А потом — жаждать уже эту боль. И желать все больше боли. Такой боли… Все глубже вгоняя нож в Любовь в своем сердце. Я теперь знаю, откуда у меня идет эта патологическая страсть к ножам…
Может быть, однажды стану честнее. Может быть, однажды перейду на гвозди… На гвозди в ладонях. Может быть, это так и останется уделом Соловья… Соловей… Последний человек с еще живым сердцем…
А я? Я — хохочущий маньяк, вдавливающий в кожу горящую сигарету. И орущий в ужасе и восторге: «А я ничего не чувствую!»
Когда мне казалось, что я сбегаю от его медленной гибели, я сбегала от жизни. Я пряталась в своем одиночестве, свободе и спокойствии, как в склепе.
Когда я почувствовала, что постепенно опять оживаю, я умерла.
Я мертвец.
Видимо, это все. «Мой герой уже почти мертв… Кто-то должен умереть… Кто-то всегда умирает…» Я вряд ли когда-нибудь специально поинтересуюсь его судьбой. Я про него уже написала. Очень удивлюсь, если мы снова где-нибудь пересечемся… Этот отрезок моей жизни теперь, кажется, действительно прожит. Я плотно закрыла еще одну страницу.
Я? Со мной все будет хорошо. Со мной уже все хорошо. Мертвые не потеют…
Но я ведь живая!..
Вроде бы все…
Но только иногда из небытия всплывает странное чувство, и я понимаю: не все так просто. Я что-то оставила там. Я ведь обещала… Я обещала ему остаться с ним до конца. В этом мире, где обесценено все, моя честь — это единственное, что я никогда не поставлю под сомнение. «Твоя честь — в верности»… Старый германский прикол… Сережа… Теперь, чтобы освободить себя от данного тебе обещания остаться с тобой до твоей смерти… мне придется тебя… убить?..
