Книга Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли

– Когда Ирландия, которая долго была провинцией, снова станет независимой? – спросила я, перефразируя слова песни.

Маргарет нетерпеливо притопнула. Она всегда нервничала при разговорах об ирландской политике, но когда мы с отцом Кевином повторяли уже много раз сказанные фразы на эту тему, я чувствовала себя ближе к Питеру Кили. Это немного напоминало перебирание пальцами бусин четок.

– Меня больше волнует американская нация, – заметила Маргарет. – Мы полночи просидели с другими сестрами в нашей спальне – все спорили, должны Соединенные Штаты вступать в эту войну или нет.

– А вы сами как считаете? – спросил у нее отец Кевин.

– Не знаю, – ответила та.

– И я тоже, – подхватила я.

– Не нам решать такие вещи, – сказала Маргарет. – Я должна ухаживать за нашими пациентами. Эти алжирские солдаты так благодарны нам. А вы обратили внимание на их зубы? Они у них у всех в идеальном состоянии. Один парень рассказывал мне, что они чистят их с помощью лозы. Это у них почти религиозная практика.

– Они, должно быть, чувствуют себя очень далеко от своего дома, – заметила я.

Ноябрь, 1915

Итак, теперь это уже была настоящая мировая война. Африканские войска, много полков из Индии. Приходили новости из тех мест, куда направили Джона Фини. Из Галлиполи. Сокрушительное поражение союзников.

– Я же говорил вам, – заявил Пол, когда газеты написали о неудачной высадке на побережье. – Это катастрофа. Преступление. Резня.

Длинноногий Джон Фини был убит на каменистом берегу залива Сальва.

– Для него было бы лучше погибнуть под небом Ирландии, сражаясь за свободу своей страны, чем в каком-то глухом месте на чужбине, – сказала Мод, когда я рассказала ей о происшедшем.

Ох, Джонни, куда же смотрели твои ангелы?

Ну и, конечно, британские генералы послали против больших турецких пушек австралийские части. Но в этих по-настоящему злосчастных для нас боях не было отрядов из Ольстера. Нет, только колониальные войска. Правда, в жилах многих австралийцев и новозеландцев тоже текла ирландская кровь.

Мы с Мод вместе сходили к мессе в Ирландский колледж в первое воскресенье рождественского поста.

Был уже конец ноября. Они с Изольдой вернулись в Париж после тяжких трудов летом в госпитале в Пари-Плаж вместе с ее сестрой Кэтлин.

– Кэтлин находит некое утешение в том, чтобы ухаживать за несчастными ранеными, – сказала Мод. – Она все еще не может поверить, что Тома больше нет.

В часовне Ирландского колледжа народу было не много. Улицы вокруг университета пустовали. Остались ли еще молодые французы, которых не забрали на фронт? Многие ирландские парни служили в британской армии. Живы они или нет – кто знает? Молодые студентки из Ирландии тоже остались дома. Нелегко сейчас было путешествовать во Францию и обратно.

Мы ожидали отца Кевина в гостиной. Он встречался с каким-то важным гостем, а мы пили чай из запасов Барри.

– Кэтлин уехала в Лондон, – сообщила мне Мод. – И ей отказали в разрешении вернуться сюда. Пришлось заполучить заключение врача о том, что ей необходимо ехать на лечение в Швейцарию. Впрочем, это недалеко от истины. Гибель Тома подорвала ее здоровье. Просто сердце разрывается, когда смотришь, как она пытается улыбаться солдатам.

– Интересно, посчитал ли кто-нибудь родственников погибших в списках жертв? – сказала я. – Я скорблю по каждому больному, умирающему в нашем госпитале, но я их едва знаю.

Сейчас у меня уже была целая галерея портретов солдат. Я развесила их на стене в своей комнатке. На столе перед всей этой экспозицией я зажигала свечу – за живых и мертвых. Это был своего рода мемориал. Я поймала себя на том, что рассказываю Мод про этот свой алтарь. Она восприняла мой рассказ с энтузиазмом.

– Да, какое-то материальное воплощение памяти очень важно, – согласилась она. – Я заказала прекрасный золотой крест с исходящими из его центра лучами, который в память о Томе будет помещен в церкви в Нев-Шапель. Хоть какое-то утешение для Кэтлин.

– Звучит довольно театрально, – заметила я.

– Так и есть, – кивнула она.

У Мод ничего не могло быть по-простому.

– Вы должны опубликовать свои фотографии, – заявила она мне.

– Кэролин Уилсон уже использовала несколько моих портретов солдат в качестве иллюстраций к своим репортажам, – ответила я.

– Надеюсь, она вам заплатила, – сказала Мод.

– Я от нее этого и не ждала. К тому же не хочу быть никому обязанной – в особенности чикагской «Трибьюн». Не забывайте: я ведь официально мертва.

– Солдаты умирают все время, и никто об этом даже не упоминает, – продолжала Мод. – Сейчас даже подумать странно, что вам одной была посвящена целая статья в газете.

– Тут есть за что быть благодарной, – фыркнула я.

Но Мод не засмеялась, как это сделала бы Маргарет. Я уже привыкла находиться среди американцев. Все-таки у нас совсем другое чувство юмора.

– А как поживает Маргарет Кирк? – вдруг спросила Мод.

Она что, читает мои мысли? Мод нельзя недооценивать.

– Она много работает, – ответила я. – Госпиталь рассчитан на шестьсот человек, а у нас их восемьсот. Маргарет заставила меня взять несколько дней отгулов. Большинство алжирских солдат уже выписались. Вернулись по домам. Страшно подумать, как им, лишившись зрения, придется устраивать свою жизнь в какой-нибудь крошечной деревушке.

Я рассказала Мод, что фотографировала алжирских солдат, когда они молились на полу.

– Лицом к Мекке? – уточнила она.

– Да, – сказала я. – И к ним присоединилось несколько мусульман из состава британских отрядов из Индии.

– Колонизированные народы жертвуют собой ради своих колонизаторов, – покачала головой Мод. – Но так не может быть вечно. Ирландия первой сбросит оковы, а остальные страны уже последуют ее примеру, – утверждала она. – Помяните мои слова.

– Давайте для начала покончим с этой войной, – вздохнула я.

Отец Кевин ввел в гостиную высокого худого человека в очень причудливой сутане с красной окантовкой. Мужчина этот словно сошел с портрета итальянского епископа времен Ренессанса – высокий лоб, классический римский нос.

– Леди, позвольте представить вам монсеньора Пачелли, – сказал отец Кевин. – По поручению папы он посещает лагеря военнопленных. Докладывает об условиях содержания там. И также привез кое-какую помощь.

Монсеньор слегка наклонил голову.

– Монсеньор Пачелли сообщил мне, что папа Бенедикт пожертвовал все содержимое сокровищницы Ватикана и все свои личные сбережения на то, чтобы облегчить судьбы беженцев, – продолжил отец Кевин. – Он любезно передал мне пожертвования и для нашего госпиталя.