Книга Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков

8 июля. Ночь прошла попокойнее. В Тарнополе — паника. Идет спешная переброска частей нашего района в 11-ю армию. […] Получено потрясающее сенсационное известие, что Ленин с К° оказались несомненными агентами Германии! Сплошной кошмар! […]

Вечером из Божикувки, где живет «оперетка», по телефону пришло приказание — приготовиться с часу на час к отходу. Публика заволновалась. 49-й полк ушел с позиций, из 48-го пошло лишь 130 чел[овек] на смену 46-го, к[ото]рый предупреждал «товарищей», что больше не пойдет защищать свободную родину. Все та же картина полного разложения войск и на прочих участках других корпусов. Прибыло в Подгайцы несколько сотен без ружей «товарищей», не желающих воевать; нек[ото]рые из них искренне, чуть не плача, ссылаются на бесплодность всяких действий, так как-де нет надежды, что поддержат в нужный момент прочие «товарищи»; нек[ото]рые прямо заявляют, что не хотят проливать крови, т[а]к к[а]к-де при Николае II их лучше кормили, чем теперь; а на вопрос: «Неужели вы предпочитаете прежний режим мордобойства теперешнему?» — отвечают: «Нас Николай не бил, а били лишь офицеры!»[971] […]

В 1 час ночи приехала из Божикувки «оперетка» с «комкором» и «наштакором». Первый — как ошалелый, но без малодушного отчаяния сообщил, что немцы под Тарнополем, и недалеко от нас их кавалерия, и что, будь настоящая армия, можно было бы нам теперь отлично сманеврировать, чего — увы! — невозможно сделать с имеющейся в наличии лишь вооруженной бандой, к[ото]рая сдается целыми полками перед немцами в 50–60 человек! Наштакор Лигнау — молодец по спокойствию духа и здравомыслию! […]

9 июля. […] Директивы меняются ежечасно. Войска наши безо всякого натиска и нажима со стороны неприятеля быстро отходят. Наш корпус — в группе частей, подчиненных «комкору» 22-го корпуса. Линия Подгайцы — Бялокерница[972] и восточнее вот-вот должна быть занята отходящими частями. Сначала штабу корпуса приказано было расположиться в Доброводах[973], верстах в 16 к югу от Подгаиц, на пути к Монастыржиско, но к вечеру указано было перейти гораздо дальше — за Бучач, на северо-восток от него, в Медведовце[974]. «Комкор» волнуется и торопится отъездом, но задерживается неполучением пока на то приказа свыше. Отходящая самовольно с позиций вооруженная банда с папиросками в зубах, обезумевшая, прет «туда, куда идет остальной народ», «идем, — говорят «товарищи», — разбирать банки в российских городах». Какое торжество теперь должно быть у мошенников, то бишь «большевиков», и какое глубокое разочарование наших идеалистов, так веривших в своего идола — «святой народ»! […]

10 июля. […] Говорят, что в Петрограде уже объявлен диктатор — адмирал Колчак[975]. Корнилов приказом воспретил всякие митинги и расправляется с бегущими воинами жестокими, вплоть до расстрела, средствами. Уже — увы — поздно! Старые слуги царского режима, видно, больше понимали психологию своего народа, чем революционные утописты-демагоги теперешнего анархического режима. До окончания войны не надо было разлагать армию! Народу же еще нужна палка; желательно только, ч[то]б[ы] она была палкой мудрой и любящей! […]

11 июля. […] Получен приказ бесцеремонно расстреливать «товарищей» за бесчинства и неисполнение приказаний начальствующих лиц. Уже были случаи расстрела при поддержке самих комиссаров. Эта строгость должна произвести нек[ото]рый переворот и хоть несколько обуздать наши вооруженные орды. Людская масса может подчиняться не голосу совести, а страху перед физической силой. Предоставленная сама себе душа серых людей томится, ища оглушения от кулака и палки. Руководители нашей революции должн[ы] быть очень сконфуженными, что поторопились предоставить все свободы темной массе. Нужен и для настоящего времени свой Щедрин, к[ото]рый описал бы, как русские пошехонцы делали и «углубляли» революцию и наслаждались свободами! Все больше ценю я Столыпина, проявившего истинный государственный ум. Революция наша, принявшая анархический характер, слишком затянулась, и требует, как нек[ото]рые хронические б[олезн] и, обостренного метода лечения. […]

13 июля. […] Грабежи и разбои принимают колоссальные размеры: сегодня на месте преступления схвачены были два солдата, взломавшие двери комнаты «комкора» и замок его чемодана; все вынутые вещи неизвестно куда пропали; остался он, бедняга, без самых необходимых принадлежностей. […]

Час от часу не легче: утром только что обокрали «товарищи» «комкора», а вечером на глазах часового обобрали начисто «наштакора»! Верх наглости «большевизма»! Грабеж и насилия со стороны «товарищей» достигли апогея доисторического дикарства — скоро, кажется, начнут друг друга пожирать. Казаки и кавалерия — единственные наши защитники от массового проявления революционно-разбойничьих порывов «свободных» российских граждан! Общечеловечески можно жалеючи любить дикарей, но не могу не иметь к ним смертельного отвращения, ч[то]б[ы] быть их «товарищем»!!

Начали расстреливать и колотить морды «товарищам», на что они реагируют весьма удовлетворенно[976]. Никогда — ни в японскую, ни в текущую кампанию я не носил при себе револьвера, а теперь извлекаю его со дна чемодана! Выжидаю удобного момента, ч[то]б[ы] уехать из этого ада, но боюсь отбиться от штаба и ехать в одиночку[977]. […]

14 июля. […] Военный союз офицеров, чиновник[ов] и врачей при штабе Верховн[ого] главнок[омандующ]его выступил с энергичным требованием, а Корнилов — с ультимативным требованием к Временному «революционному» правительству ввиду исключительной серьезности момента — возвратить все отнятые права командующего состава и восстановить прежнюю дисциплину (палочную!) в войсках; в противном случае Корнилов слагает с себя всю ответственность за гибельные последствия «революционной» свистопляски и разложения в армиях. Давно бы пора было выступить всем военачальствующим с такими категорическими предложениями! Армия — и не папуасская-готтентотская, а армия из вполне сознательных культурных граждан составленная, не может быть армией без железной дисциплины кулака и страха перед наказанием смертью! Солдаты из здравомыслящих теперь и сами убедились в необходимости жестокой палки для своих товарищей, совсем обалдевших от избытка дарованных им свобод! […]