Книга Битва за Кавказ. Неизвестная война на море и на суше - Эрих фон Манштейн

Судьи неуверенно переглянулись и стали усмехаться. Оказалось, что то, на что обвинение возлагало такие большие надежды, вовсе не привело к сенсационному разоблачению обвиняемого. Несомненно, и самим судьям приходилось иметь дело с такими начальниками. Впрочем, этот инцидент скоро был выяснен. Незадолго до моего прибытия начальник штаба Велер провел совещание офицеров штаба, на котором он кратко охарактеризовал и личность нового командующего.

Офицер, который вел журнал, включил в свою запись и слова Велера. Велер же был достаточно тактичным, чтобы заклеить эти слова, представляя журнал мне на подпись. Так случай иногда раскрывает человеку мнение других о нем самом. Но, как я сказал выше, у нас впоследствии установились самые хорошие отношения. Когда в 1944 г. я сдал командование, многие из моих помощников также не захотели остаться в штабе.

Новая обстановка, в которой я оказался, приняв командование армией, характеризовалась не только расширением моих полномочий от корпусного до армейского масштаба. Я узнал сверх того в Николаеве, что на меня возлагается командование не только 11-й армией, но одновременно и примыкающей к ней 3-й румынской армией.

Порядок подчинения войск на этой части восточного театра по политическим соображениям оказался довольно запутанным.

Верховное командование выступившими из Румынии союзными силами – 3-й и 4-й румынской и 11-й немецкой армиями – было передано в руки главы румынского государства маршала Антонеску. Однако одновременно он был связан оперативными указаниями генерал-фельдмаршала фон Рундштедта, как командующего группой армий «Юг». Штаб 11-й армии составлял как бы связующее звено между маршалом Антонеску и командованием группы армий и консультировал Антонеску в оперативных вопросах. Однако к моменту моего прибытия получилось так, что Антонеску сохранил в своем распоряжении только 4-ю румынскую армию, которая вела наступление на Одессу. 11-я армия, находившаяся теперь в непосредственном подчинении штаба группы армий, получила в свое распоряжение для дальнейшего движения на восток вторую из двух участвовавших в войне румынских армий – 3-ю румынскую армию.

И так уже неприятно, когда штабу армии приходится командовать, кроме своей, еще одной самостоятельной армией, но эта задача вдвое труднее, если дело касается союзнической армии, тем более что между этими двумя армиями существуют не только известные различия в организации, боевой подготовке, командной традиции, что неизбежно бывает у союзников, но что они также существенно отличаются по своей боеспособности. Этот факт делал неизбежным более энергичное вмешательство в управление войсками армии союзников, чем это принято внутри нашей армии и чем это было желательно в интересах сохранения хороших отношений с союзниками. И если нам все же удавалось наладить взаимодействие с румынским командованием и войсками, несмотря на эти трудности, без особых осложнений, то это объясняется в большей степени лояльностью командующего 3-й румынской армией, генерала (позже генерал-полковника) Думитреску. Немецкие группы связи, имевшиеся во всех штабах до дивизии и бригады включительно, также тактично, а где нужно, и энергично способствовали взаимодействию.

Но, прежде всего в этой связи нужно упомянуть главу румынского государства маршала Антонеску. Как бы история ни оценила его как политика, маршал Антонеску был истинный патриот, хороший солдат и наш самый лояльный союзник. Он был солдат, связавший судьбу своей страны с судьбой нашей империи, и вплоть до своего свержения он делал все, чтобы использовать вооруженные силы Румынии и ее военный потенциал на нашей стороне. Если это ему, может быть, не всегда в полной мере удавалось, то причина этого крылась во внутренних особенностях его государства и режима. Во всяком случае, он был преданным союзником, и я вспоминаю о сотрудничестве с ним только с благодарностью.

Что касается румынской армии, то она, несомненно, имела существенные слабости. Правда, румынский солдат, в большинстве происходящий из крестьян, сам по себе непритязателен, вынослив и смел. Однако низкий уровень общего образования только в очень ограниченном объеме не позволял подготовить из него инициативного одиночного бойца, не говоря уже о младшем командире. В тех случаях, когда предпосылки к этому имелись, как, например, у представителей немецкого меньшинства, национальные предрассудки румын являлись препятствием к продвижению по службе солдат-немцев. Устарелые порядки, как, например, наличие телесных наказаний, тоже не могли способствовать повышению боеспособности войск. Они вели к тому, что солдаты немецкой национальности всяческими путями пытались попасть в германские вооруженные силы, а так как прием их туда был запрещен, то в войска СС.

Решающим недостатком, определявшим непрочность внутреннего строения румынских войск, было отсутствие унтер-офицерского корпуса в нашем понимании этого слова. Теперь у нас, к сожалению, слишком часто забывают, скольким мы были обязаны нашему прекрасному унтер-офицерскому корпусу.

Немаловажное значение имело далее то, что значительная часть офицеров, в особенности высшего и среднего звена, не соответствовала требованиям. Прежде всего не было тесной связи между офицером и солдатом, которая у нас была само собой разумеющимся делом. Что касается заботы офицеров о солдатах, то здесь явно недоставало «прусской школы».

Боевая подготовка из-за отсутствия опыта ведения войн не соответствовала требованиям современной войны. Это вело к неоправданно высоким потерям, которые в свою очередь отрицательно сказывались на моральном состоянии войск. Управление войсками, находившееся с 1918 г. под французским влиянием, оставалось на уровне идей первой мировой войны.

Вооружение было частично устаревшим, а частично недостаточным. Это относилось в первую очередь к противотанковым орудиям, так что нельзя было рассчитывать, что румынские части выдержат атаки советских танков. Оставим в стороне вопрос о том, не была ли здесь необходима более действенная помощь со стороны империи.

Сюда же относится еще один момент, ограничивавший возможность использования румынских войск в войне на востоке, – это большое уважение, которое питали румыны к русским. В сложной обстановке это таило опасность паники. Этот момент следует учитывать в войне против России в отношении всех восточноевропейских народов. У болгар и сербов данное обстоятельство усугубляется еще чувством славянского родства.

И еще одно обстоятельство нельзя упускать из виду, оценивая боеспособность румынской армии. К тому моменту Румыния уже достигла своей собственной цели в войне, возвратив себе отнятую у нее незадолго до этого Бесарабию. Уже «Транснистрия» (область между Днестром и Бугом), которую Гитлер уступил или навязал Румынии, лежала вне сферы румынских притязаний. Понятно, что мысль о необходимости продвигаться дальше в глубь грозной России не вызывала у многих румын особого энтузиазма.

Несмотря на все перечисленные недостатки и ограничения, румынские войска, насколько позволяли их возможности, выполняли свой долг. Прежде всего, они с готовностью подчинялись немецкому командованию. Они не руководствовались соображениями престижа, как другие наши союзники, когда вопросы нужно было решать по-деловому. Несомненно, решающее значение в этом имело влияние маршала Антонеску, который поступал, как подобает солдату.