Книга Жизнь Бальзака - Грэм Робб

И все же 24 февраля, когда орда варваров грабила Тюильри и положила конец режиму, чья история занимает большую часть «Человеческой комедии», несколько человек видели на улицах «толстого коротышку». Он осматривал разрушения и беспорядки «пронзительными глазами»1129. «Толстым коротышкой» был Оноре де Бальзак, который охотился за историческими сувенирами.

Ему удалось захватить лист бумаги, который оказался последним уроком истории, данным внуку Луи-Филиппа, малолетнему графу Парижскому. Бальзак подобрал и кое-что еще: обрывок бархата с трона1130. То были реликвии общества, которое он описывал последние девятнадцать лет – описывал и тем самым оживлял. В то время как Июльская монархия рушилась к его ногам, защитник трона и алтаря по-прежнему собирал материал.

Глава 17
Дома (1848—1850)

Прогноз Бальзака об аграрной революции оказался совершенно неверным. Любопытно, что в его обширной панораме французского общества имеется существенный пробел. Он почти не заметил городской пролетариат и остался к данному классу совершенно равнодушным. Вот на первый взгляд в чем состоит главное отличие Бальзака от Диккенса; последний более убедительно и жестко описал индустриальное общество. Рабочие классы и, шире, бедные и беспомощные появляются у Бальзака лишь мельком, например в обширном вступлении к «Златоокой девушке» (La Fille aux Yeux d’Or), одном из самых запоминающихся обзоров городской экономической жизни XIX в. Персонажи либо поднимаются со дна, либо скатываются вниз, но почти никогда не показаны в то время, когда они находятся на дне. Брешь тем заметнее, что и полукрестьянская семья Бальзак еще не так прочно закрепилась в среде буржуазии, как им хотелось бы думать. В 1836 г. один из детей Лоранс (если вспомнить образ Бальзака1131) всплыл наверх из грязи на дне общества, необразованный, неодетый, недокормленный. Зять Бальзака Сюрвиль постоянно подвергался опасности быть брошенным в долговую тюрьму, и сам Бальзак почти всю взрослую жизнь качался между крайностями богатства и бедности.

С биографической точки зрения очевидная мертвая зона в творчестве Бальзака таит в себе ценный урок: энциклопедическая «Человеческая комедия», в конце концов, не вмещает в себя весь опыт ее автора. Много раз Бальзак бродил по городу ночами, бесстрашно блуждал по таким закоулкам, которые с трудом можно отыскать на карте. До какой-то степени эту привычку развил в нем закон, который запрещал арестовывать должников от заката до рассвета1132. Бальзак рыскал по городу, как миролюбивый вампир с календарем в кармане; но, какие бы ужасы он ни видел, он предпочитал их не описывать. В поздние годы, в «Блеске и нищете куртизанок» и «Бедных родственниках», он сделал попытку изобразить низшие классы: барон Юло, великолепный образчик вырождения старой империи, скатывается все ниже и ниже по кругам парижского ада. Его сталкивают вниз похоть и стремление к вечной юности. По мере того как его герой погружается все глубже, Бальзак показывает различные стадии бедности и упадка. Он кончает жизнь писцом, который помогает неграмотным. Иными словами, Бальзак знал о существовании тех частей общества, описывать которые он не мог или не хотел. Частично он объясняет свою позицию в своем последнем законченном романе, «Посвященный», где скромные филантропы разыскивают бедняков, которые заслуживают их помощи. Искренний взгляд Бальзака на бедность показывает мир, где нравственные ценности рушатся, где люди почти не влияют на свое окружение и где скука душит развитие воли, без которой не может выжить ни один бальзаковский персонаж. Городские бедняки все же присутствуют в его произведениях, но они лишены права голоса. Последнее можно считать как серьезным упущением, так и ярким примером исторического реализма. Впрочем, возможно, взгляд выскочки-парвеню вполне типичен: его бедняки из «Посвященного» оказываются падшими аристократами.

Во время революции Бальзак производил впечатление человека, застигнутого врасплох. Возвышение при новом правительстве автора элегий Ламартина, как ему показалось, подводит итог нелепости, фарсовости всего положения. Правда, он попытался воспользоваться своим знакомством в высших сферах, чтобы добыть контракт для зятя-инженера. «Я верю, что могу чем-то вам пригодиться, – писал самый знаменитый монархист в литературе, – предложив услуги моего зятя, большого труженика, который при Реставрации и последнем правительстве подвергался преследованиям за свои республиканские взгляды»1133. Правда, даже в одном из своих последних произведений, «Комедианты неведомо для себя», Бальзак по-прежнему наделяет определенным нравственным превосходством персонаж с левыми взглядами1134. И все же следует заметить: за шесть дней до письма Ламартину он хвастал Эвелине, что царящая во Франции анархия заставила всех понять, как он был прав в своих абсолютистских взглядах: «Даже мой зять теперь поддерживает меня…»1135

Когда поэт попадает во власть, любая популярная фигура, вероятно, приобретает ореол величия. Ходили слухи, что Бальзак поспешил вернуться с Украины, чтобы занять место в новом парламенте. Через пять дней существования республики он написал Ежи и Анне и сообщил о февральской «шекспировской» уличной драме: «Я ходил повсюду, кроме площади Отель-деВиль, так как боялся, что меня реквизируют в интересах республики. Об одном ужасно смешном происшествии сообщу только вам: на улице Ришелье меня узнали, и послышались крики: “Да здравствует г-н де Бальзак!” Возгласы вернули мне юношескую прыть, и я сумел сбежать по переулку»1136.

К счастью, Бальзак не слишком хорошо разбирался в политической ситуации (Маркс и Энгельс, возможно, обвинили бы его в дальнозоркости), но он видел четкую границу между героизмом и предательством. Когда революционный Клуб всемирного братства пригласил его участвовать в выборах и «раскрыть мои политические взгляды на первом собрании», он послал открытое письмо в газеты с разъяснением своей позиции1137. Бальзак не без ехидства сообщал, что уже высказал желание поддерживать империю, основанную на силе и разуме. Однако поддержка режима, который продержится более нескольких месяцев (еще одна колкость), требует более сильного и мужественного человека, чем он. Письмо Бальзака было образцом дипломатии и двусмысленности. Ему даже удалось включить в него бесплатную рекламу, потому что он упомянул пьесы, которые собирался написать. Пьесы, по его мнению, также служили вкладом в дело республики: занимаясь своим привычным делом, он «даст работу печатникам, театральному и издательскому миру и прессе. Эти предприятия и отрасли промышленности питают ряд других отраслей, которые сейчас все находятся в затруднительном положении. Оживление данных отраслей – само по себе важное дело!». Ирония судьбы, о которой Бальзак не упомянул, состоит в том, что поддержку ему предлагал режим, чьи идеалы были прямо противоположны его собственным.

Истинные, неразбавленные чувства Бальзака выступают во всей их практической крайности в письмах к Эвелине и в неопубликованном «Письме о труде» (Lettre sur le Travail)1138, в котором он подробно описывает различные формы глупости республиканцев: предпочтение, отдаваемое в целом людям необразованным, сохранение понятия «труженик» (travailleur) только за теми, у кого мозоли на руках, призыв к равному рабочему дню и плате без учета экономических обстоятельств. Бальзак радовался бы краху советской империи. Мир с тех пор давным-давно выскользнул из грубых объятий убеждений и принципов: «Капитал согласен со всем, что я говорю, но не признается в этом, ибо у капитала нет голоса». Революция 1848 г. отпугнула его тем, что превратила «людей умственного труда» в нищих и ссыльных. Письма Бальзака, в которых ужас смешивается с веселостью, служат одним из лучших (и наименее востребованных) отчетов очевидца о февральской революции во Франции – пусть даже и без легитимистских выводов. «Вчера мне пришлось осветить дом (потратив 30 су!) ради дерева свободы, которое сажали на площади Божон… Нет, в самом деле!»1139 «Два дня назад (21 апреля. – Авт.) ЛоранЖан совершил нечто величественное: он остановил колонну из тысячи рабочих, которые рыскали по бульварам, и сказал главарям, распевавшим “Марсельезу”: “Друзья мои, что такое вы поете? Никакой вражьей крови нет, тиранов больше нет, и у нас больше нет сырой земли, которую надо омывать кровью[4]. Вот видите!..” Они смотрели на него, как бараны. Гозлан сказал: “Им удалось создать республику без республиканцев”»1140. «Похоже, наступил конец света. Должники не платят, кредиторы не подают в суд, правительство не управляет, армия разоружена, суды не судят, ноги управляют головой!» Как будто снова повторялся 1793 год, только вместо героев были клоуны1141. Единственные признаки публичного протеста со стороны Бальзака носили подходящий к случаю комический характер: его нежелание оживить «Вотрена» в виде политической сатиры (потому что все поймут, что в ней в конце концов ничего политического нет)1142, и, не так явно, его появление на «Общей ассамблее писателей», проводимой Институтом, в казацких шароварах и «аристократических» желтых перчатках1143. В целом же Бальзак сохранял бодрость духа. В разгар катастрофы он писал Эвелине, что республика обречена, цены на акции резко пошли вверх и он богат так, как они и не мечтали. «Разве ты не заметила, – весело продолжал он, – что сегодня первое апреля?»