Книга Атаман Платов - Владимир Лесин

В последующие дни с ближних и дальних станиц потянулись в Новочеркасск торговые люди с подарками для героя. Скоро, однако, жизнь казаков вошла в привычную колею. И у атамана она протекала довольно размеренно, с известной поправкой на роль барина екатерининских времен, которую он пытался играть.

Спать ложился перед рассветом, не раньше четырех часов, а просыпался в восемь, но оставался в постели до одиннадцати утра. Потом пил чай. Себе и уважаемому гостю, если таковой оказывался за столом, наливал сам. Кофе не любил.

— Кофе пить, я вам скажу, — кровь густить, — убеждал атаман гостя.

В 6 часов пополудни граф садился обедать, усаживая за стол всех, кто попадался ему на глаза, и потешал собравшихся рассказами до 10 вечера. Сам слушать не умел. И, как и раньше, не терпел, когда его перебивали.

Компаньонка атамана, мисс Элизабет, напротив, слушать умела, ибо по-русски совсем не понимала.

После обеда Матвей Иванович немного отдыхал, затем приступал к делам по должности, однако лишь усилием воли заставлял себя заниматься этой маетой. А перед сном снова пил чай.

И так каждый день.

Бывало, его сиятельство устраивал праздники себе и казакам — по случаю приезда важных гостей, по поводу именин или дней рождения членов высочайшей семьи.

Так, 8 ноября 1816 года, в день Архангела Михаила, Матвей Иванович устроил конское ристалище в честь младшего брата царя Михаила Павловича. В тот раз у него гостили генерал Николай Федорович Ртищев, к которому атаман с давних пор питал «особенное уважение» и чувство искренней дружбы, и некий английский путешественник Честертон, следовавший то ли в Индию, то ли из Индии.

Ристалище удалось на славу. По сигналу, данному выстрелом из пушки, десятки наездников сорвались с места и, поднимая пыль, устремились вперед. Казалось, земля стонет под ногами такого количества резвых скакунов. В четверть часа преодолели они 7-верстное расстояние. Победители были щедро награждены атаманом.

Заезжих гостей, местных генералов и офицеров угощали «роскошным ужином». Вечером был фейерверк. Небо сотрясал гром артиллерии. Не забыли и «простой народ» — накормили и напоили людей, чтобы помнили и царского брата, и его небесного покровителя, но прежде всего — своего атамана.

Читатель уже имел возможность убедиться, что все придворные праздники стали как бы личными праздниками Платова. Прежде он предпочитал отмечать их вместе с членами царской семьи. А если не удавалось вырваться в столицу, накрывал столы и в походных условиях. Теперь обострились проблемы со здоровьем, поэтому он вынужден был слать поздравления своим высочайшим покровителям ко дням именин, рождения, бракосочетания, гоняя курьеров с берегов Дона на берега Невы, и пировать с народом на месте — в Новочеркасске. И из Петербурга получал благодарственные письма и рескрипты.

В тот год пировали по случаю бракосочетаний великой княгини Екатерины Павловны, вступавшей во второй брак, и великого князя Николая Павловича. Но такого гульбища, какое устроил Платов в день рождения его императорского величества Александра Павловича, казаки не видели никогда. Только за столы атаман усадил 600 донских офицеров и генералов. За здоровье государя пили под гром артиллерии. Когда «согласный хор певчих» затянул «многие лета», «народ, угощаемый щедростью атамана», неистово кричал «ура!». Матвей Иванович плакал от умиления и насыщения «горчичной».

На том торжественном обеде Платов организовал сбор средств в пользу вдов и сирот, и сам отвалил две тысячи рублей. Кроме того, он заплатил за тех, кто попал в тюрьму за долги, и приказал освободить их.

Да, Платов был щедр. Своих долгов не считал, в том числе и царю. Транжирил с размахом войсковые деньги, и немалые. Казаки нищали, меж собою шушукались, осуждая атамана и за перенос донской столицы, и за наряд на службу вне очереди, и за расхищение войсковых земель, и за узкие мундиры, навязываемые силой, и за многое другое. А он все столы накрывал, тосты произносил, из пушек палил и слезы лил.

После царского дня рождения Платов долго лежал в постели, стонал, пил рассол. Вошел Смирный. Спросил:

— Как чувствуете себя, ваше сиятельство?

— То ли не видишь. Лихотит. Ломота во всем теле.

— Надо бы вам, Матвей Иванович, поберечь себя для Отечества, взять на некоторое время покой от должности.

— Как посмел ты говорить такое?! — вспылил Платов. — В кого ты хочешь превратить меня — в ребенка? На кого я буду похож, когда после таких несчетных милостей ко мне милосердного государя посмею испрашивать у него (даже на минуту) отдохновения от должности? Я скорее умру, чем решусь на это.

После столь энергичного протеста Смирному «не осталось ничего другого, как, взирая с сокрушением сердца на постепенное угасание сего заслуженного мужа, проливать слезы». Как видно, Николай Федорович тоже был чувствительным человеком.

Матвей Иванович, несмотря на непогоду, продолжал разъезжать по донским станицам и хуторам, проверяя, как исполняются его распоряжения.

Между тем прошло Рождество. Наступал новый 1817 год. Платов заранее отправил в Петербург поздравления их императорским величествам Александру Павловичу с Елизаветой Алексеевной и, конечно, Марии Федоровне, а через них и всем прочим членам императорского семейства, пребывавшим тогда в столице. В предпраздничную ночь отстоял Божественную литургию, сопровождавшуюся 101 выстрелом из орудий донской артиллерии.

Отпраздновав с возлияниями и Рождество, и Новый год, Платов стал готовить встречу царя. Приказал возвести две триумфальные арки. Стоят они теперь на въезде в Новочеркасск — с запада и с северо-востока — каменные, как в Москве и Петербурге, и напоминают нам не столько о посещении государем донской столицы уже после смерти атамана, сколько о тех временах, когда, по выражению Дениса Васильевича Давыдова, голова каждого русского «кипела отважными замыслами и грудь, полная обширнейших надежд, трепетала честолюбием изящным, поэтическим», напоминают о подвиге казаков в той великой войне и о неудержимом их галопе по Европе.

Александр Павлович тогда не приехал. Но дня именин государя Матвей Иванович не упустил — отпраздновал его так же шумно, как и день рождения. Приятно было погулять, порадовать преданных людей, но еще важнее — написать о том в столицу, напомнить о себе, чтоб не забывали.

А его и не забывали. В июле давний приятель по костромской ссылке и многим ратным походам Алексей Петрович Ермолов получил вдруг приятную возможность засвидетельствовать прославленному герою «чувства искренней привязанности». Встретив близ Тегерана начальника штаба Бомбейской армии полковника Джонсона, возвращавшегося через Персию и Россию в Англию, он рекомендовал его атаману как «человека отличных достоинств» и просил принять его.

Матвей Иванович не только принял английского гостя и показал ему во «всем блеске, что значит русский человек и донской казак», но и подарил ему отличной работы экипаж, предупредив его желание купить таковой.

В сентябре 1817 года, в праздник Воздвижения Животворящего Креста Господня, в Новочеркасск прибыл великий князь Михаил Павлович. Матвей Иванович устроил ему встречу, о которой потом с удовольствием вспоминали казаки. И всякий раз с новыми подробностями.