Книга Королева Виктория - Виктория Холт

— Люди всегда готовы оскорбляться чем бы то ни было. Я думаю, они просто завидовали вашему успеху.

Так протекали наши беседы. Они были куда интереснее, чем с большинством моих других премьер-министров. Они так напоминали мне наши дружеские разговоры с лордом Мельбурном.

Я знала, что у Дизраэли до женитьбы были любовницы; но этой стороны его жизни мы, конечно, не касались, хотя он рассказал мне о своей дружбе с Уиндэмом Льюисом и как, находясь под его покровительством, он подружился с его женой.

— Это не была любовь с первого взгляда, — сказал он, — но это чувство переросло в глубокую любовь. Мэри Энн однажды сказала, что я женился на ней ради денег, теперь я женился бы на ней по любви.

— А вы женились на ней ради денег, мистер Дизраэли?

— Признаюсь, я принял во внимание ее состояние.

— Как это корыстно! — Я засмеялась. После смерти Альберта я так редко смеялась. Джон Браун вызывал у меня улыбку, но с мистером Дизраэли я действительно смеялась.

Он любил говорить о Мэри, и мне стало казаться, что я хорошо ее знаю. Он рассказывал мне, какая она была преданная жена, и когда он задерживался в палате, она всегда дожидалась его с готовым ужином, когда бы он ни приходил. Они были не только любовники, но и друзья.

— Я это так хорошо понимаю, — сказала я печально.

— Мэм, у нас с вами есть общее, что является большой редкостью, — счастливый брак. Как он был прав!

Он подарил мне свою книгу «Сибилла», которая мне очень понравилась. Я подарила ему «Страницы из дневника» с моим автографом.

Он постоянно отзывался обо мне как о собрате по перу, что, надо признаться, мне нравилось. Я с нетерпением ожидала его посещений. Они были для меня возвратами в прошлое. Я чаще и Чаще вспоминала дни, когда я с таким удовольствием ожидала визитов лорда Мельбурна. Теперь я не могла дождаться визитов Бенджамена Дизраэли. Ко мне вернулся некий вкус к жизни. Я в этом не признавалась, но в глубине души я знала, что это было так.

Такое счастливое положение вещей не могло длиться долго. Уильям Гладстон — который мне не нравился — поднял ужасную возню вокруг отделения церкви от государства в Ирландии. Правительство было против этой меры и потерпело поражение: большинство голосов «против» составило шестьдесят пять.

Я была в Виндзоре, когда приехал Дизраэли, и была в восторге при виде его, не подозревая, какое он привез известие. Он быстро рассказал мне, что произошло в палате общин.

— Я не вижу другого выхода, мэм, — сказал он, — как вручить вам прошение об отставке.

— Отставка! — воскликнула я. — Это значит, что этот ужасный Гладстон будет читать мне здесь лекции?

Дизраэли с печальным видом пожал плечами. — И что это за вздор с ирландской церковью? Во всяком королевстве церковь объединена с государством. — Мистер Гладстон другого мнения, мэм. Как, впрочем, и другие, о чем свидетельствует наше поражение.

— Если я приму вашу отставку, — сказала я, — я буду вынуждена передать ваш пост мистеру Гладстону, и тогда правительство пойдет на отделение церкви от государства. Я считаю, такой шаг следует хорошенько обдумать. Нельзя спешить с проведением каких-либо актов в палате, что как раз и произойдет, если вы уйдете в отставку.

— Ваше величество можете, конечно, отказаться принять мою отставку и распустить парламент.

— Именно это я и сделаю. До выборов пройдет какое-то время, и ваше правительство пока останется у власти.

— Это значит, мэм, что я остаюсь на своем месте и мы назначаем выборы …примерно через полгода.

Мне пришлось этим довольствоваться. Шесть месяцев — очень долгий период в политическом смысле, и никто не знает, что может произойти и оказать воздействие на переменчивое общественное мнение; была еще возможность, что через полгода правительство сможет остаться у власти.

Дизраэли убедил меня, что мне было бы неплохо показываться на людях. После смерти Альберта в Букингемском дворце не было приемов, но я приняла парад двадцати тысяч добровольцев в Виндзорском парке, а через несколько дней устроила прием в саду Букингемского дворца.

Однако я не хотела, чтобы люди думали, что я возьму на себя и Другие обязанности. В августе я посетила Швейцарию, и чтобы подчеркнуть, что я не желаю привлекать к себе внимание, я путешествовала под именем герцогини Кентской. Наполеон был очень любезен и предложил мне для путешествия через Францию императорский поезд, а в Париже я встретилась с императрицей Евгенией. В Люцерне я сняла домик возле озера и очень приятно провела там время в уединении.

Но все же я была рада вернуться в Балморал; это было особенно интересно, потому что я просила Брауна подыскать мне маленький домик… простой уютный маленький домик. Балморал был все-таки замок, а мне хотелось иметь домик, где я могла бы жить совсем просто.

Можно было надеяться, что Браун найдет подходящее место. Со свойственной ему тонкостью чувств Он выбрал место, в свое время особенно поразившее Альберта. Это был Гласальт Шиль, что означало Мрак и Скорбь. Что могло лучше соответствовать моему настроению! Вокруг была прекрасная нетронутая природа, почти устрашающая в своем величии, особенно там, где с гор низвергался в озеро водопад.

Я назвала этот дом «Вдовьим домом», потому что к нему не прикасалась рука Альберта, тогда как Осборн и Балморал были его созданиями.

Я отправилась туда с Луизой и одной из фрейлин, помнится, Джейн Черчилль. Воздух был прозрачен и чуть холодноват для начала октября. Мы пили чай в Беркхилле, где к нам присоединились Джон Грант и Артур, прибывший только что из Женевы. Артур сел с нами в экипаж, а Грант поместился с Брауном на козлах.

Когда мы приехали, я была в таком волнении. Дом был освещен, так как нас ожидали и прислуга хотела оказать нам теплый прием.

Это был маленький домик, но оказавшийся довольно большим внутри. Наверх, где располагалось несколько спален, вела лестница. На первом этаже были моя гостиная, спальня и комната для горничных; по другую сторону холла располагались столовая, кухня, комната дворецкого, кладовая и еще одна комната для мужской прислуги.

Когда мы отужинали, явился Джон Браун и без всяких церемоний объявил, что все готовы праздновать новоселье, это означало приглашение мне присоединиться к ним, что я и сделала.

После ужина все было убрано, и столовая превратилась в маленький зал. Нас было девятнадцать человек. Двое играли на волынках, а остальные приготовились танцевать. Браун сказал, что нехорошо, если я не буду танцевать вместе с ними, поэтому я исполнила его просьбу. Как было странно снова танцевать! Мне это доставило удовольствие, и я вспомнила, как я любила балы в молодости — пока Альберт не внушил мне, что танцы — бесполезное и легкомысленное занятие.

Я танцевала, и эти честные шотландцы не видели ничего необычного в том, что королева танцует с ними.

Когда танец был окончен, Браун внес то, что он называл «Виски-тодди». Я отказывалась пить, но Браун пришел в негодование.