Книга Германия. Противостояние сквозь века - Александр Широкорад

Все это вымысел. О каком сотрудничестве НКВД и германских служб безопасности (гестапо, СД и т. п.) можно вести речь, если органы НКВД с января 1940-го по март 1941 г. раскрыли 66 резидентур германской разведки, разоблачили 1596 германских агентов, из них 1338 в западных областях Украины и Белоруссии, а также в Прибалтике. Только за семь месяцев 1940 г. ими было разгромлено в Западной Украине 30 оуновских отрядов, подготовленных и содержавшихся германскими спецслужбами. А что делалось на советско-германской “границе дружбы”, где по одну сторону располагались погранвойска НКВД, а по другую – пограничная полиция имперского управления безопасности! В 1940 г. там произошло 235 конфликтов и инцидентов, включая ожесточенные перестрелки, в которых были убитые и раненые. Только с октября 1939-го по декабрь 1940 г. на границе СССР с Германией было обезврежено свыше 5 тыс. германских агентов…

Если НКВД и сотрудничал с гестаповцами, то только с теми, кого ему удалось завербовать, или с теми, кто по его заданию проник в ряды этой организации. Имя одного такого человека сегодня уже названо – это Вилли Леман, гауптштурмфюрер СС, ответственный работник берлинского гестапо. Были и другие люди.

Безусловно, сотрудникам НКВД не раз приходилось вступать и в другого рода контакты с представителями германских спецслужб безопасности. Это делалось по поручению советского правительства при урегулировании пограничных инцидентов, при высылке из СССР арестованных германских граждан и при приеме высылавшихся из Германии советских граждан, при обеспечении безопасности визитов руководителей государств, в частности двух визитов Риббентропа в Москву осенью 1939 г. и визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 г., а также при выполнении межправительственных соглашений об эвакуации беженцев и о переселении. Все эти контакты имели рутинный характер и не представляли собой ничего из ряда вон выходящего. Такого рода соприкосновения и взаимодействия служб безопасности разных стран всегда были, есть и будут, и делать далеко идущие политические выводы из контактов НКВД и германского Имперского управления безопасности, имевших место в 1939–1941 гг., могут либо недостаточно компетентные люди, либо лица, занимающие явно предвзятую позицию.

Немного подробнее следует сказать о том, как взаимодействовали НКВД и германские службы безопасности при выполнении соглашений о переселении и эвакуации, чтобы показать несостоятельность имеющихся на этот счет кривотолков.

Как известно, в 1939–1940 гг. граница СССР была отнесена на запад. В состав Советского Союза были включены Западная Украина, Западная Белоруссия, Бессарабия, Литва, Латвия и Эстония. В связи с установлением новой границы возник целый комплекс проблем гуманитарного и имущественного порядка. На территории СССР оказались германские граждане и этнические немцы, желавшие переселиться в Германию, оказалась также их собственность. В Западной Украине и Западной Белоруссии было много поляков, бежавших от немецких войск, а после окончания боевых действий пожелавших вернуться на прежнее место жительства, к своим родным и своему имуществу в районы, оккупированных Германией. В то же время на оккупированной немцами территории находились украинцы, белорусы, русские, русины, литовцы, желавшие переселиться в СССР. Для решения всех этих проблем правительствами СССР и Германии был подписан ряд соглашений и сформированы смешанные двусторонние комиссии…

Авторы, пытающиеся “связать кровью” СССР и нацистскую Германию, любят обращаться к теме некоего “антипольского соглашения” между НКВД и гестапо, заключенного якобы в целях реализации положений секретного дополнительного протокола к германо-советскому договору от 28 сентября 1939 г. Они утверждают, в частности, что в марте 1940 г. в Кракове и Закопане состоялось совещание “высочайших чинов НКВД и гестапо”, на котором обсуждались совместные действия этих двух ведомств в борьбе с польским Сопротивлением, а также вопрос о судьбе интернированных в Советском Союзе польских офицеров. Предпринимаются попытки доказать, что по результатам этого совещания органами НКВД были уничтожены польские офицеры, захоронение которых было обнаружено в 1943 г. в Катыни. Сторонников этой версии, пущенной в оборот в 1952 г. польским генералом, графом Т. Бор-Коморовским, ничуть не смущает то обстоятельство, что они не могут назвать ни точной даты краковской встречи, ни лиц, принимавших в ней участие, ни конкретных пунктов достигнутых договоренностей, а также привести документальные свидетельства о совместных или хотя бы скоординированных действиях НКВД и гестапо, направленных против польского Сопротивления…

Действительно, 29–31 марта 1940 г. в Кракове находились представители советской комиссии, но не какой-то “особой комиссии НКВД”, как вслед за Бор-Коморовским утверждают некоторые западные и отечественные авторы, а советской контрольно-пропускной комиссии по эвакуации беженцев. Эта комиссия, как и аналогичная германская, была образована на основе межправительственной договоренности. Советская делегация состояла из трех человек: B. C. Егнарова, И. И. Невского (соответственно, председатель и член Советской главной комиссии по эвакуации беженцев) и В. Н. Лисина (член местной комисси). В задачи делегации входило обсуждение ряда вопросов, связанных с организацией обмена беженцами, и подписание с представителями германской комиссии соответствующего протокола.

Партнерами советской делегации на переговорах в Кракове были губернатор Краковской области О. Г. Вехтер, являвшийся председателем Германской главной комиссии, его заместитель в этой комиссии майор жандармерии Г. Фладе и два представителя Министерства иностранных дел. В состав германской комиссии входили также представители и уполномоченные от других ведомств, которые, однако, в официальной части встречи, связанной с обсуждением и подписанием протокола, участия не принимали…

Какие конкретно вопросы обсуждались на краковской встрече?

В разделе “Документы” публикуется в переводе с немецкого весь пакет документов, касающихся совещания в Кракове. Эти документы свидетельствуют о том, что ни проблемы борьбы против польского Сопротивления, ни вопрос о судьбе интернированных в СССР офицеров польской армии на встрече в Кракове не поднимались. Протокольная запись заседания германской контрольно-пропускной комиссии, предшествовавшего встрече с советской делегацией, позволяет заключить, что попутно с вопросом об эвакуации беженцев германская сторона намеревалась напомнить советским представителям о некоторых нерешенных проблемах: о необходимости освобождения и передачи на германскую территорию этнических немцев из Западной Белоруссии и Западной Украины (около 400 человек), часть из которых были арестованы еще поляками, часть – органами НКВД, а также о необходимости эвакуации солдат вермахта, отставших от своих частей во время польского похода, т. е. раненых, оказавшихся в советских госпиталях, и военнослужащих, числившихся пропавшими без вести. Однако никаких договоренностей по этим вопросам в советско-германском протоколе от 29 марта 1940 г. зафиксировано не было. Последующие документы также не содержат ни прямых, ни косвенных свидетельств того, что в Кракове были заключены дополнительные соглашения, выходившие за рамки проблемы беженцев.

Подписанный 29 марта 1940 г. в Кракове советско-германский протокол являлся, по сути, дела дополнением к соглашению о переселении от 16 ноября 1939 г. Он уточнял ряд пунктов последнего с учетом опыта, накопленного в ходе проведения переселения, модифицировал его первую статью применительно к проблеме беженцев и определял круг лиц, которые в качестве беженцев могли быть пропущены через границу к прежним местам проживания. Все это не имело никакого отношения ни к репрессиям против польских подпольщиков, ни к Катыни»[184].