Книга Второй Фронт. Антигитлеровская коалиция. Конфликт интересов - Валентин Фалин

Не помог и шантаж: в конце октября английские начальники штабов выразили мнение-предостережение, что, если кампания в Италии окончится неудачей или зайдет в тупик, «Оверлорд» неизбежно придется отложить. Попытки англичан действовать в одиночку, в обход США потерпели неудачу, что драматически описано в мемуарах премьера[725]. Драматически потому, что именно в Эгейском море затонули мечты подменить в последний момент «Оверлорд» дорогим его сердцу «балканским вариантом».

Заметим, между прочим, что Балканы, решись западные державы развертывать наступление здесь, стали бы крепким орешком. Из этого региона немцы получали незаменимые нефть, бокситы, медь, хром и другое сырье, а также сельскохозяйственную продукцию. К октябрю 1943 года вермахт оборудовал на Балканах прочный, по американским оценкам, оборонительный рубеж.

Отсутствие взаимопонимания с англичанами по вопросам европейской стратегии осенью 1943 года вызывало в Вашингтоне беспокойство. Оно «еще больше усилилось, когда, – как отмечал М. Мэтлофф, – стало ясно, что пришло, наконец, время согласовать англо-американскую стратегию с планами и намерениями другого главного союзника в войне с Германией – Советского Союза»[726]. «Пришло, наконец, время». Это, на взгляд американцев, которым верхнее чутье подсказывало, что подстраиваться к англичанам больше нельзя, настал, если не перезрел, крайний срок выправлять стратегию США в Европе, сообразуясь с действиями того государства, которое определяло суть происходившего.

Накануне Квебека президент возобновил предложение о личной встрече со Сталиным. В беседе с временным поверенным в делах СССР в США А. Громыко 19 июля Г. Гопкинс подчеркивал, что при такой встрече Рузвельт может удивить Сталина, насколько он, президент, готов далеко пойти в признании советских прав, в частности по территориальному вопросу. У Рузвельта имелись, по словам советника, «определенные обдуманные планы» и по другим вопросам[727].

Председатель Совнаркома и на сей раз уклонился от двустороннего обмена мнениями со стандартной ссылкой на напряженную фронтовую обстановку, требующую его присутствия в стране. Для проформы были упомянуты Астрахань или Архангельск в качестве возможного места для встречи «ответственных представителей» обоих государств. «Если Вас лично это не устраивает, – писал Сталин, – то Вы могли бы направить в один из названных пунктов вполне ответственное доверенное лицо». Вместе с тем, как до этого в разговоре с Д. Дэвисом, он высказался за то, чтобы «совещание представителей двух государств превратить в совещание представителей трех государств»[728].

Ничто не говорит за то, что своим предложением Рузвельт преследовал тактические цели, искал, к примеру, оправдания для англо-американских конференций в Касабланке, Вашингтоне или Квебеке. Неконструктивный отклик из Москвы на президентские инициативы наверняка способствовал тому, что на всех этих конференциях США шли по пути наименьшего сопротивления англичанам. В том числе и по вопросу о втором фронте: поскольку советская сторона избегала сближения с ним, Рузвельт не видел смысла отдаляться от Англии.

В Лондоне знали о тяге президента к личной дипломатии и пытались отговаривать Рузвельта от нее. 25 июня премьер послал телеграмму, в которой писал, что любая встреча без англичан дала бы нацистской пропаганде повод для инсинуаций[729]. Неясно, почему тот же довод не останавливал Черчилля, когда он без президента ездил в Москву.

Что двигало Сталиным? Скорее всего, недопонимание личных особенностей Рузвельта и специфики роли президента в американской системе власти. Эмоции как следствие будоражащих данных о происках враждебно настроенных к СССР руководящих деятелей в госдепартаменте, военных ведомствах, генералитете, конгрессе США, перекликавшихся со «сведениями», которые пекли на лондонской кухне дезинформации и выставляли Рузвельта хамелеоном, недостойным доверия. Исторический опыт мог оправдывать взгляд на английскую позицию как более прагматическую, а американскую – как сугубо доктринерскую, но фактам того времени он не отвечал[730].

В конечном счете из предложения о двухсторонней встрече Рузвельта и Сталина выкристаллизовались идеи Московской конференции министров иностранных дел трех держав[731]и вслед за ней – совещания глав правительств СССР, США, Англии в Тегеране. Их значение для последующего хода событий трудно переоценить. Одновременно Москва и Тегеран дают представление о том, что могло совершиться на полгода или почти на год раньше, не откажи советскому диктатору его хваленая интуиция.

Разумеется, оснований прихорашивать позицию Вашингтона нет.к. Хэлла отправили на Московскую конференцию с предписанием не заключать каких-либо соглашений от имени комитета начальников штабов без особой на то санкции, проводить мысль о единстве англо-американской стратегии на всех театрах, пояснять планы войны с Японией «только в общих чертах», подчеркивать большие преимущества, которые открылись бы для СССР в случае его вступления в войну на Дальнем Востоке, то есть установить некую внутреннюю связь между вторым фронтом в Европе и вторым фронтом на Тихоокеанском театре военных действий.

На самой конференции американские, как и английские представители уходили от раскрытия намеченного срока высадки на континент якобы по мотивам обеспечения «безопасности операции». В действительности ими двигало нежелание превращать предварительные и рабочие планы, что легко менялись в зависимости от привходящих обстоятельств, в обязательства перед СССР. К тому же можно было неоднократно удостовериться, что присутствие англичан стесняло американских представителей, обедняло их информационно-словарный запас.

Об этом говорит, в частности, следующий эпизод. По ходу Московской конференции Рузвельт в телеграмме Черчиллю высказался за отсрочку ранее намеченного заседания англо-американского комитета начальников штабов. Ему, заметил президент, должны были бы предшествовать основательный анализ результатов встречи трех министров и переговоры со Сталиным.

Премьер, однако, категорически возразил. «Русским, – писал Черчилль в ответ, – не следует раздражаться, если американцы и англичане в тесном взаимодействии друг с другом готовят очень крупные операции, которые им предстоит провести в 1944 году на фронтах, где не будет русских войск. Я также не думаю, что нам следует встречаться со Сталиным, если эту встречу (с ним) вообще можно организовать, не договорившись об англо-американских операциях».