Книга Могила для 500000 солдат - Пьер Гийота

Ночью грабеж продолжается при свете факелов. Электростанции разрушены бомбардировкой; горят картины, ковры. В соборе грабители, забравшись на скамейки, зажгли аварийное освещение, газ вспыхнул у лиц повстанцев; женщины, завернувшись в ризы, бродят между колонн, плюют на дарохранительницы. Обнявшиеся пары лежат на алтаре, на острых клавишах органа. Группы детей, присев на корточки у дароносиц, поедают облатки. Съестные припасы на исходе; новорожденные, оставленные поспешившими на грабеж матерями в нижнем городе, умирают под пронзительными взглядами крысиных глаз. Мальчик катает, как обруч, по кафелю собора большую облатку, другой, присев на корточки, испражняется в дароносицу. Мужчина стаскивает с постамента деревянную статую Девы, вырезает ножом щель у нее в паху, набрасывается на нее, кусает выцветшие деревянные губы и щеки, достает член и погружает его до половины в щель. Уличный музыкант, сидя на кафедре, отбивает на бубне ритм совокуплений. Несколько крыс, привлеченных запахом спермы, голодных тел, пролитого вина и зерна, прилипшего к окровавленным лохмотьям грабителей, протискиваются между совокупляющимися телами, лижут перетекающую с тела на тело сперму, кусают раскрытые в оргазме ладони и напрягшиеся колени, нападают на спящих, забывшихся в страшных грезах детей. Женщины, обезумевшие от вина и блеска золота, прижимают к себе своих сыновей, раздвигают их ягодицы, заставляют совокупляться с собой и тут же, не позволив им встать, оглушают или режут их. В свете витража женщина на восьмом месяце беременности сидит на корточках, задрав платье над кучкой дерьма; большая черная змея ползет к ней из исповедальни, поднимает голову, направляет ее между ягодиц женщины, та кричит, падает лицом на кафель, змея, шипя, протискивается в чрево женщины, разрывает матку, впрыскивает в плод свой яд, ее голова вкручивается в плоть; женщина вопит, пот с ее лица смешивается на кафеле с текущей изо рта пеной, змея вынимает влажную голову, выползает в приоткрытую дверь на галерею, ползет к бассейну с красной водой, ныряет, плывет между окровавленными покровами, поднимается на камень, греется на солнце, снова ползет к ограде сада и сворачивается кольцом у ног живого, никому не известного человека, появившегося на Энаменасе перед началом грабежа, когда смолкло эхо последних взрывов.

Повстанцы, прикрепив облатки к членам, гоняются за женщинами, на полу дрожат опрокинутые ими статуи. Голые мужчины шарят в шкафах ризницы, женщины одевают их и в то же время ласкают и дрочат их члены, они поднимаются на алтарь, перерезают себе вены на запястьях и пьют свою кровь, женщины задирают свои ризы и окуривают ладаном их члены. Молодой повстанец сидит неподвижно под витражом в шитой золотом ризе, прилипшей к его окровавленной груди; он грезит в струящемся вдоль его бедер облаке ладана, он смотрит на образ распятого бога, раскидывает в стороны руки, сдвигает ступни, склоняет голову на плечо. Он танцует. Пальмовые ветви, поднятые вверх дыханием совокупляющихся пар, застилают на миг образ бога. Молодой повстанец, затянутый в золото и лен, танцует, скребя подошвами подкованных сапог по испещренному острыми лучами полу. После каждого коленца он смотрит на бога, улыбается ему, раскидывает руки, опускает голову на плечо; образ бога, окутанный бликами и тенями, оживает, молодой повстанец, танцуя, поднимается к алтарю, раскидывает руки, но живой человек бросается из сада к алтарю, вцепляется ему в горло, опрокидывает на ступени; вытащив девушку из-под лежащего на ней мужчины, он подкладывает ее под молодого повстанца, потом срывает образ бога, рвет его и бросает в огонь, разгорающийся у его ног. Широко шагая, он идет среди совокупляющихся тел, наклоняется, прикасается к ним ладонью; они замирают от прикосновения, кровь закипает в их жилах. Человек возвращается в сад, присаживается на корточки, говорит со змеей, свернувшейся у его ног; змея разворачивается на горячих камнях, ползет по саду; цветы, покрытые росой и насекомыми, сохнут за ее следом, камни теряют свой блеск; змея снова проскальзывает в собор, толкая перед собой пучок цветущей травы.

Волна накрывает остров Ланнилис, переполняет бухты, топит посевы в низинах, заваливает илом утесы; она собирается, растет, увенчанная пенным гребнем, она подкатывается к порту Энаменаса, ломает дамбу, крушит обугленные обломки, сносит корабли на мол.

Кмент ищет в соборе Джохару; лежащие на полу женщины вцепляются в его колени, хватают его за член, синий луч омывает его лицо, одна женщина срывает с его бедер кусок разорванной ткани; у входа в ризницу он спотыкается о лежащие тела; повстанец прижал Джохару к шкафу, она кричит, повстанец рычит, он обернут литургическими покровами, мышцы его ног дрожат, левая рука упирается в ковер с потеками свечного воска, правая рука держит член и задирает мокрое платье Джохары; Кмент бьет его кулаком в спину, голый повстанец падает к его ногам, его член накрыт епитрахилью; у него нет губ; Кмент поднимает глаза на Джохару, из ее рта вылезает крыса:

— Не целуй меня, крыса только что вылезла. О, Кмент, вода подступает к городу. Бежим. Улицы кишат голодными змеями, они охотятся на крыс, эта крыса спряталась у меня во рту, она обгрызла губы этому человеку. Ты слышишь змеиный свист под окном? Их глаза видят женщин насквозь, они пожирают младенцев в утробах матерей. Не оборачивайся.

Она наклоняется, поднимает на ладони крысу, гладит ее шерсть:

— Не бойся, серая, беги за нами, прыгай через лужи крови, малышка, выплюнь куски детского мяса, застрявшие в твоих зубах, выплюнь, малышка, выплюнь…

Кмент обнимает Джохару за талию, девушка гладит его набухающий член, они пересекают опустошенный неф, змеи бросаются на ноги Кмента, юноша, подняв Джохару на руки, прыгает в сухую траву. Море вышло из берегов; в выжженных напалмом, изрытых снарядами горах дождь переполняет водоемы, потоки воды смывают целые семьи из гниющих деревень, несут по улицам трупы детей, вскормленных отбросами, выкатывают искалеченные тела детей из лагеря в Элё, огнем полыхают на наковальнях камней, шипят, обрушиваясь на почерневшее железо крыш, разрывают песок пляжей, катят кору, кости, веревки, хлещут море, взрываясь при встрече с прибоем.

Кмент бежит по верхнем городу, его босые ступни вязнут в кровавой грязи, хлынувшей из разоренных деревень и растерзанных садов, он сжимает в руках Джохару, девушка закрывает лицо ладонями; дверь в стене собора громко хлопает, Кмент ныряет в нее; молодой дьякон, укрывшийся от резни, молится, преклонив колени на скамеечке, закрыв лицо руками; Кмент пересекает крипту, поднимается к алтарю, молодой дьякон смотрит на него, Кмент одной рукой открывает дарохранительницу, в другой он держит спящую Джохару, ее груди обнажены, мокрое платье вбито между ляжками; Кмент, выгнув спину, хватает дароносицу, открывает ее, берет две больших облатки, ест одну, другую сует в губы Джохары; молодой дьякон пятится вглубь крипты; Кмент берет еще две облатки, кладет одну в карман рубашки, другую прячет под платьем Джохары, между ее ляжек; он выходит, Джохара, проснувшись, жует облатку; Кмент выходит под дождь, проглатывает облатку, бежит к Титов Велесу, опускается на землю перед скалой рабов, укладывает Джохару на холодную мокрую траву, ложится на нее сверху, дышит ей в лицо, Джохара гладит виски Кмента:

— Утром во мне шевельнулось дитя: потрогай. Это будет последний ребенок этого мира, и зачала я его от крысы. Весь архипелаг скрылся под водой; только вершины гор торчат из крошева грязи, камней, веток, лопат и вил, тележных осей, ружейных магазинов, колес, самолетных кабин и ножей. Раскаленное солнце бьет с неба в пучину. Скала рабов возвышается над кровавым водоворотом, в котором сталкиваются два бронетранспортера, набитых полуголыми трупами солдат с омытыми водой ранами. Снаряды, мины и гранаты до сих пор взрываются в глубине, вздымая волны, разрывая водную гладь. Через день и две ночи вода отступает до руин Титов Велеса. Утром чистые воды, пересеченные морскими течениями, вновь окружают скалу, покрытую густой легкой грязью; к полудню вода снова отступает к руинам Титов Велеса, омывая открывшуюся сушу; ночью по границам отхлынувших вод возникают песчаные пляжи. С первыми проблесками зари остров принимает окончательную форму, включая в себя бывшие грязные пригороды Титов Велеса и место, где раньше стояла деревня Тилисси. Деревья, пригнутые грязью к земле, распрямляются, опираясь ветвями на вольный воздух; ручьи, прежде заваленные трупами взрослых и детей, иссушенные огнем, журчат в полумраке, ищут свои старые русла под склонившимися травами и, найдя их, устремляются по склонам, разбиваются с радостным шумом в водопадах, сплетаются, теряются и снова бегут, смеясь.