Книга Кромешник - О'Санчес

В тот вечер Красный не вернулся в камеру. Ребята рассказали, что его зверски, до больницы, избили в курилке. На следующий вечер с «бланшами» и кровоподтёками явились остальные пятеро. От них – вопрос ребром – потребовали лояльности. «Либо они его, либо их они». Ребята сгрудились вокруг Гека и ждали его слова, потому что привыкли к его верховному положению и потому что за время совместной отсидки прониклись к нему уважением (и некоторым страхом).

– Да, ребятки, все понимаю. Подставлять вас не буду, не сомневайтесь. Завтра что – суббота? Завтра и решим окончательно, чтобы в понедельник накаты этой падали на вас не возобновились. О`кей?…

В тюрьме, как и на воле, была установлена рабочая пятидневка. Поэтому в субботу и воскресенье не работали. По выходным полагалась часовая прогулка во дворе, а по воскресеньям ещё и служба в тюремной церкви – для католиков. В тот день Гек, неожиданно для всех, объявил, что выйдет на прогулку, а ребятам объяснил, что после прогулки они должны дружно отказаться сидеть с ним в одной камере.

– И не бойтесь ничего. Ни во время, ни после прогулки никто не спросит у вас, почему вы меня не укоротили. Верите мне?

Ребята в глаза не смотрели и уклончиво молчали. Конечно, они хотели бы в это поверить… Но не он банкует в этой игре.

Гек все продумал, как умел, и решил. Ещё загодя он подробно выяснил, как выглядят обидчики – троих он знал (двоих метелил, одного видел), остальных надеялся узнать по описанию. В конце прогулки его ждал шизо, карцер по-местному, поэтому он подмёл все мясное, что у него было, да ещё выменял на чай у Аврала кусок ветчины и проглотил, давясь, – уж очень жирна была…

После тщательного шмона их выпустили во двор, к остальным сидельцам. Гек помнил по первому разу и знал из разговоров то место, где кучкуются «гангстера» из авторитетных, поэтому все внимание его было направлено туда. Ему, как бы это сказать, повезло: он увидел всех троих, кого знал из обидчиков: те двое, избитые им недавно, и Того Живот – здоровенный, почти двухметровый толстяк, с «иксящими», внутрь скривлёнными ножищами. Он, по слухам, изуродовал Красного. Гек понимал, что в запасе у него очень мало времени, поэтому он, не обращая внимания на удивлённый гул, сквозь сотни нацеленных на него взглядов направился с кривой улыбкой к Того Животу.

– Эй, Кишок-Желудок, ты мне, вроде, угрожал заочно? Скажи, что это клевета, умоляю тебя!

Живот повернулся к нему с радостным удивлением и, не тратя слов на ответ, выбросил кулак по направлению Гека, целясь ему в лицо.

Ценность такого удара заключалась только в массе, его посылающей: от прямого попадания упал бы даже гиппопотам. Но, поскольку в драке далеко не всегда побеждает самый массивный, силы оказались явно не равны. Гек оглушил его ударом в висок, но так, чтобы Живот не потерял равновесия и не упал, затем нанёс два сильных и как можно более резких удара по бицепсам обеих рук – те повисли, как плети. А дальше Гек парным ударом разбил ему нос, губы и бровь и полностью переключился на живот. Он успел нанести не меньше пяти сильнейших прямых, «стилетных» ударов, прежде чем Живот согнулся и начал падать. Истерзанные, никогда ранее не испытывавшие подобных мучений мышцы живота не выдержали и, судорожно сокращаясь, вытолкнули в штаны хозяину все внушительные запасы кала, которыми располагали его кишки. Не сразу, но это стало заметно зрителям, зачарованным зрелищем унижения исполина.

Как Гек ни торопился, но сирена уже взвыла, по стенам забегали. Гек ринулся к тем двоим, которые двигались навстречу, но все ещё находились в десятке метров. Однако толпа, обезумевшая от предвкушения близких брандспойтов и дубинок, сбила Гека с трассы и поволокла за собою, к дисциплинарной линейке вдоль длинной стены, где только и можно было рассчитывать на невредимость. Влекомый толпой, Гек вроде бы узнал в соседе слева приметы одного из «карателей», избивавших его ребят, и на всякий случай дал ему в морду. Парень слетел с копыт, и его едва не затоптали наседавшие сзади. Гек так и не узнал впоследствии, ошибся он или свернул челюсть виноватому.

Охрана на стенах хлеб свой ела не зря. Даже если Гек и захотел бы раствориться в толпе – ему бы этого не удалось. В строгих наручниках, измолотив по пути дубинками, его приволокли в карцер и сбросили туда вниз головой. Лететь было – с двух ступенек, и Гек почти не ушибся, но вот с наручниками дело было дрянь: при малейшем усилии рук – они сжимались все туже. Гек и раньше слышал о таких, но на себе попробовал впервые. Он прикинул: можно было бы выключить боль на пару минут и выпростать поочерёдно кисти рук с вынутыми из гнёзд суставами – авось кости бы не сломались. Но дальше-то что? Раскрытое умение – уже не козырь. Он решил терпеть. Поламывало – ощутимо, но Геку удалось вызвать у себя нечто вроде транса, и боль словно бы притупилась. Потом опять стало больно, и отвлечься уже не удавалось. Гек решился на последнее пассивное средство – он стал тормозить сердечные сокращения. Полегчало сразу, но само сердце работало не в том режиме, словно бы с перебоями (нейрофизиолог объяснил бы это конфликтом периферийных сигнальных центров, но Гек, не искушённый в формулировках, просто страдал от анонимных неполадок и сильных болей). Временами он впадал в забытьё и совсем потерял счёт времени. Наручники с его посиневших рук сняли только под утро, когда вспомнили об этом. Обычно истошные вопли наказанных таким образом сидельцев навязчиво об этом напоминали, а тут молчит и молчит, значит, ему хорошо… Врач немедленно сделал какой-то укол в вену, и Гек расслабился, а расслабившись – поплыл…

Очнулся он примерно через час. Руки ныли, но уже стали багровыми вместо синих. Он лежал на деревянном топчане все в том же карцере. Звякнула форточка, словно бы вертухай не отрывался от глазка весь этот час. «Как, уже?…» В коридоре послышался топот, приглушённо заданный вопрос сменился пробубненным неясно ответом, в камеру вошли четверо: двое конвойных унтеров, лепила в белом халате и смутно знакомый подполковник… – кум, точно.

– Очнулся, Муций Сцевола? А знаешь ли… а знаете ли вы, что героизм ваш мог бы обернуться ампутацией обеих рук? Я прав, доктор?

– Не исключённая вероятность. Я полагаю, что он все ещё не отошёл в полной мере от шока.

– Отошёл. Вон какой бык здоровый. А в одежде и не скажешь, – жилистый. Осуждённый Стивен Ларей, вы меня слышите?

– Да.

– Вы меня понимаете, разговаривать можете?

– Смотря о чем.

– Вот видите, доктор, никакого шока, все хорошо. Однако я попросил бы вас, чтобы вы оставались в зоне пятиминутной досягаемости, на непредвиденный случай. Хорошо? – Доктор, выставленный из камеры так непринуждённо и вежливо, с лёгкой душой отправился пить чай из термоса, а подполковник Компона продолжил разговор.

– На вас, Ларей, просто какая-то печать стоит дилинквентного типа.

– Какого типа?

– Плохого. Вам оставалось сидеть из трех лет – два. А теперь ещё лет пять довесят, увы.

– Это ещё за что?

– За Гаэтано Мендоза, которого вы покалечили намедни.