Книга Балканский венец - Вук Задунайский

Филиалом «Черной руки» была организация «Млада Босна», одним из членов которой и был Гаврила Принцип, убивший в Сараево австро-венгерского эрцгерцога Франца-Фердинанда, в результате чего локальный югославский конфликт спровоцировал Первую мировую войну. Балканские мифы вырвались на свободу и погрузили всю Европу в состояние невиданного прежде по своим масштабам военного противостояния. Интересно, что в скором времени как исполнители, так и заказчики убийства Фердинанда из членов «Черной руки» умерли преждевременной смертью. Есть данные, что новый сербский король Александр I Карагеоргиевич уничтожил «Аписа» и всех его приближенных, опасаясь усиления влияния «Черной руки». По другим данным, кто-то из руководства организации заметал следы. Узнаем ли мы, что произошло на самом деле? Или миф не следует будить, как и спящую собаку?

Но и на этом дело Ордена Дракона на Балканах не умерло. Его продолжателем стала «Белая Рука» – организация с не менее впечатляющим послужным списком, члены которой подозреваются в том числе в государственном перевороте 27 марта 1941 года. Тогда на сербский престол был возведен несовершеннолетний принц из династии Карагеоргиевичей Петр II, что фактически поставило Югославию в состояние войны с нацистской Германией. А отсюда оказалось недалеко до бомбежек Белграда и активной стадии Второй мировой. «Мягкое подбрюшье Европы» опять сыграло роковую роль в судьбе всего континента.

А вот и вовсе «свежий» случай произрастания сказки на почве сугубой балканской реальности. Широко известен миф о сербских зверствах в Сребренице, легитимизированный тысячами повторений в мировой прессе. Но оказалось, что все было с точностью до наоборот. В Боснии до сих пор живет человек по имени Насер Орич. Однако слово «человек» применимо к нему лишь по формальным признакам. По балканским понятиям, Орич никакой не человек. Все началось, как обычно, в роковом городе Сараево. В марте 1992 г. на пороге православного храма мусульманские боевики расстреляли сербскую свадьбу – говорят, там были какие-то личные счеты, но теперь это уже не важно. Мусульманская и сербская общины объявили друг другу войну. Правительство Боснии во главе с Алией Изетбеговичем провозгласило независимость республики. По всей Боснии мусульмане принялись резать сербов. В апреле 1992 г. бойцы Насера Орича установили контроль над Сребреницей, а 6 мая началась резня местной сербской общины. На «кровавое рождество» (декабрь 1992-го – январь 1993 г.) боевики Орича вырезали большое сербское село Кравице – только за один день 7 января там были зверски убиты 46 мирных жителей. Бойцы Орича отстреливали даже кошек и собак, остававшихся в опустевших домах. А напоследок сожгли все 690 домов и православную церковь. Всего за то время, что Насер Орич командовал оперативной группой «Сребреница», было уничтожено более 150 сербских сел и хуторов, убито более 3500 человек. Боевиков Орича в народе называют «поколи» (или приколичи) – так на Балканах именуют вампиров. Как вампиры, они приходили ночью в дома, окружали хутора, убивали и расчленяли трупы…

Страшны балканские мифы. Не вампирами страшны и не колдунами. А тем, что они реалистичны. И это действительно жутко. Но еще хуже, когда миф отрывается от родной почвы и начинает гулять по миру. Тут, как говорится, пиши пропало. Так, на Западе сегодня довольно популярны теории, согласно которым преобладание мифологического мышления над рациональным, национализм, жестокость, склонность к авторитаризму, взятые совокупно, объясняются доминантными культурными моделями балканского региона. Из этого делается поразительный по своей оригинальности вывод – о том, что во всех неурядицах и трагедиях в регионе виновата сербская культура, которую якобы отмечают крайняя патриархальность, авторитарность, традиционализм, этнонационализм и тяга к насилию. Но как же нужно не знать ничего о сущности мифа, чтобы распространять такого рода «теории»!

Миф (от греч. mythos – слово, повествование, предание) – специфический, свойственный прежде всего архаической эпохе человечества способ функционирования мировоззренческих конструктов, при котором условные и логически недоказуемые умозрительные феномены воспринимаются субъектом в рамках нерасчлененного, чувственно-рационального сознания как подлинно существующие и неизменные элементы реальности[245]. Миф играет роль и защитного механизма коллективного бессознательного перед лицом грозных испытаний – а на Балканах такие испытания наблюдаются непрерывно как минимум последнюю тысячу лет. Миф столь реален, сколь действен. Его причиняющая сила – способность максимально унифицировать поведение и организовать деятельность субъекта в конкретном направлении – превращает миф в регулятор общественных отношений, в аналог права. Коллективная природа человеческого бытия способствует становлению самоочевидности мифологических построений и усиливает их действенность.

Утратив очевидность своих положений, побежденная мифология превращается в набор второстепенных артефактов и исключается из практики, оставаясь в «народной памяти», где, уже не претендуя на право мотивации и легитимации, участвует в формировании того, что позднее назовут фольклором или народной традицией. Так случилось в современных западных странах. Да и, чего греха таить, в России. На Балканах же миф жив до сих пор. Там его творят сами люди, а не средства массовой дезинформации по заранее утвержденным шаблонам. И развивается эта общая культурно-детерминистская модель балканского мифа на фоне очередной югославской трагедии. Сербы, наиболее частые объекты нападок такого рода (особенно много претензий на Западе вызывает миф о сербах как о «небесном народе»), считаются выходцами из Средневековья. Они якобы настолько плотно оплетены сетью исторических мифов, которую сами сплели, что не в состоянии встретиться лицом к лицу с реальностью постисторического мира.

«Этот народ ограничен циклической, круговой, внеисторической, замкнутой концепцией времени, принципиально отличающейся от западной, линеарной, эволюционирующей, реалистичной и разомкнутой. Именно поэтому у них невообразимое количество годовщин, юбилеев и памятных дней, они скованы ритуализированными формами поведения, являющимися для них единственно приемлемой связью с действительностью. В сущности, этим ритуализмом они вписывают свой исторический горизонт в вечно обновляемый круг. Все еще веря, что их земля там, где покоится прах их предков и где разбросаны их исторические памятники, они продолжают сражаться в давно проигранных битвах, предпочитая небесную славу последовательному соблюдению прав человека и процветанию страны. Более того, они исповедуют обсессивную приверженность таким идеям, как индивидуальная жертва, коллективное имущество, абсолютная истина и Господня справедливость, которые в цивилизованном мире давно релятивизированы и развенчаны. Не ощущая глобальных потоков, эти создания обречены на единственный доступный им способ существования – исторический мистицизм, иррациональность, коллективизм и насилие»[246].