Книга Лирелии - цветы заката - Екатерина Евгеньевна Алешина

душа, измучанная потерями уже просто не принимала тот факт, что эти потери еще не конечны.

Наша дорога войны, запорошенная снегом и петлявшая средь волховских лесов, в один день обагрилась кровью, когда наш отряд, изрядно потрепанный тяжелым боем и магически истощенный, попал в немецкое окружение. Эта атака была столь внезапной и стремительной, что мы не успели ничего толком предпринять, оказавшись в смертельной ловушке. Сдаваться никто не пожелал, предпочтя верную погибель среди холода и снега.

Чудом я смогла оторваться от преследователей, которые в какой-то момент словно перестали меня видеть, и сейчас бежала со всех ног прочь, куда глаза глядят, лишь бы скрыться от тех, кто стал для нас смертельным приговором. Ветер бил в обветренное лицо, а во рту ощущался металлический привкус крови из разбитой губы. В первые дни существования нашего партизанского отряда мы придумали свое знамя, и сейчас оно алело на мне из-под ворота ватника. «Пока есть знамя, есть и отряд!» - вспомнились мне слова командира, что и побудило меня забрать знамя, спрятав его под ватник.

Слезы жгли глаза, страх быть пойманной гнал вперед, в душе разверзлась бездна отчаяния, а перед моим внутренним взором то и дело возникали мертвые лица друзей и нашего командира. А ведь еще вчера все были живы… Не разбирая дороги, я бежала прочь от своей погибели. Страх гнал вперед и придавал сил. Морозный воздух со свистом врывался в легкие, обжигал холодом мокрое от слез лицо, а позади раздавались эхом на весь лес собачий лай и выкрики на немецком языке. Мне приказывали сдаться, грозя расстрелом, и это побуждало меня бежать еще быстрее, несмотря на глубокий снег. Внутренний карман ватника оттягивал наган с одной-единственной пулей, но сейчас это бесполезное оружие против целой своры озверевших нелюдей, со смехом и бравурным весельем идущих за мной по пятам.

Бежать, бежать, бежать! Бежать, превозмогая бессилие и боль. Я не понимала, куда бегу, но сдаваться на милость карателей не собиралась. Не заметив в сугробе корягу, споткнулась и упала в снег. Падение вышибло воздух из легких, напугало до полусмерти, но быстро поднявшись, я снова бросилась наутек. Нельзя попасть в лапы этих нелюдей!

Лаир недаром в день нашего знакомства сказал мне те слова о жажде мести. Как только в мое тело вернулась былая сила, искорка ненависти к врагу, тихо тлевшая все это время на самом дне души, разгорелась неистовым и негасимым пламенем, затмив собой другие чувства. Все, чего желало мое сердце – мести! Мести за все потери и мучения моих близких и тысяч невинных людей. Мне казалось, что их души восстали из пепла, обрели голос и кровь, и встали позади меня. Я стала их возмездием и карающей дланью. И только недавно ко мне пришло осознание того, что дорога войны не может быть вечной, и когда-нибудь она все же закончится, а мы вернемся к мирной жизни. А точнее, те, кто останется. И чем я буду жить, когда враг окажется сокрушен? В чем будет смысл моей жизни?

И когда я задалась этим вопросом, то поняла, как же меня тянет назад в родной город! Как же я хотела вновь пройтись по гранитной набережной Невы, согретой за день летним солнцем, услышать крик наглых кронштадтских чаек, смотреть, как в алом пламени уходящего солнца разводят мосты, с замиранием сердца наблюдать, как срывается с хмурого зимнего неба первый снег, и вновь с весной трепетно ожидать первую грозу и цветущие сады. Может быть, тогда я встречу того загадочного, светлоглазого незнакомца в форме моряка из моих снов? А вдруг, это не просто сон, а что-то большее? Может быть нам суждено встретиться в жизни?

Во мне теплилась надежда, что когда-нибудь воспоминания о прежних днях, где все еще живы, перестанут приносить боль и утягивать меня в темную пропасть тоски, а будут навевать чувство светлой грусти.

Нежданно-негаданно откуда-то сверху обрушился жестко скатанный ком снега, больно ударив меня по лицу и на миг дезориентировав. Этот снежок прилетел с такой силой, словно его запустили с катапульты. Откуда-то сверху раздался громкий, заливистый смех, в котором было что-то зловещее, и прямо передо мной с верхушки огромной ели с поистине кошачьей грацией спрыгнула женщина. Мне стало не по себе. Обычный человек не смог бы так изящно прыгнуть с высоченной ели. Значит, передо мной не человек. Растянув ярко-розовые губы в хищной ухмылке, и внимательно разглядывая меня, передо мной стояла женщина в форме вермахта. Мое колотящееся сердце рухнуло в пропасть. Я всмотрелась в ее лицо, и на миг оно показалось как будто мне знакомым.

- Здравствуй, мой беленький, сладенький ягненочек! Ну вот мы с тобой и встретились снова! Ты меня не помнишь, а? – произнесла она с видом святой невинности, но от меня не укрылся опасный огонек ненависти в ее глазах.

- Знаешь, я столько ваших морд фашистских за это время увидела, что вы мне стали все одинаковы, - ответила ей с дерзостью, стараясь за ней прикрыть свой страх.

– Мальчики, наша беглянка здесь! Все сюда! – крикнула она по-немецки моим преследователям, и совсем недалеко позади меня раздался победный свист.

Вот я и попалась. Выхода нет. Ужас сковал мое тело, не давая вздохнуть. Мне не хотелось, чтобы эта женщина видела его и упивалась этим. Сама мысль о том, что на своей родной земле я оказалась в западне, как затравленный зверь в капкане, стала невыносимо горькой и несправедливой.

- Тебе придется пожалеть о своих словах, наглая партизанка, - злобно прошипела она.

- Это вряд ли, - ответила я, бесстрашно посмотрев ей в глаза, увидев затем то, чего так всегда боялась – черный туман, окутывающий ее фигуру, словно кокон, и тянущийся сзади шлейфом.

Тем временем группа преследователей приближалась к нам, мелькая меж сосен, и бросив взгляд в их сторону, я с ужасом заметила за некоторыми солдатами такой же темный шлейф. Надежда на то, что мне удастся спастись, мгновенно рассыпалась в прах. Рука машинально дернулась к карману с наганом, но остановилась на полпути. Что даст одна пуля теперь, когда меня взяли в смертельный круг, из которого не выбраться? Остановить одной пулей их не получится.

- Надо же, в этой жизни ты такая же раздражающе-дерзкая, как и в прошлой, - заметила незнакомка в немецкой форме.

Я совершенно не понимала, о чем она говорит, крепко опутанная сетью страха и безысходности. Впереди меня ожидала лишь пропасть жуткой боли и истязаний, что было