Книга Принц Полуночи - Наталья Игнатова

И был крик боли, дикий, звериный вой. Он длился и длился и… бесконечный вопль в застывшей от страха тьме Сквозь толстые стены, сквозь узкие щели бойниц, сквозь кости черепа — в мозг.

«Убей его! — взмолился Лонг, чувствуя, что дрожащие руки вот-вот выпустят тяжелую винтовку. — Ради бога, Зверь, убей его наконец!»

Тишина

Холод.

Что-то дробно стучит раз в десять быстрее, чем бешено бьющееся сердце.

Зубы стучат.

А потом одна за другой под стенами рейхстага начали рваться дымовые шашки. Черно-серая муть заклубилась под ярким светом прожекторов, поползла по земле, цепляясь за воздух, полезла вверх, к небу. Бесшумные тени обозначились в дымном киселе, нечеткие, призрачные, они были повсюду, и они двигались.

Роботы?

Зверь?

Скорпионы?

Что это?! Что происходит?!

Стрелки приникли к бойницам, напряженно вглядываясь в густую завесу дыма, высматривая человеческий силуэт. Но трудно, почти невозможно было отличить его от медленно передвигающихся вдоль стен роботов.

Ужас давил на стены зала изнутри. Смерть — снаружи. Пока давление уравновешивалось, но…

— Джокер?

Черный солдат смотрел прямо перед собой. Из ушей его текли струйки крови. Темные на темной коже.

Страшно. Господи, как страшно.

Лонг даже обрадовался, когда ахнул взрыв и дверь рейхстага влетела в зал, с грохотом обрушившись на пол. Что-то случилось. Хоть что-то реальное. Настоящее.

Выстрел, выстрел, выстрел…

Поврежденный ударами плазмы, робот-погрузчик остановился в дверном проеме. На длинной платформе, защищенной от выстрелов вынесенным вперед механизмом, что-то шевелилось и тихо мычало на одной протяжной, мучительно-высокой ноте.

— Это Пижон, — сообщил Кинг.

Робот стоял в дверях. За дверью никого не было. И ничего. Живого или неживого — не важно. Пусто было за дверью.

— Кинг и Пуля, уберите платформу.

— Есть.

Пижон продолжал выть из-под широкой полосы пластыря, заклеившей его разорванный на всю ширину лица рот.

Он был живой. Зверь не убил его. И даже сложил рядом с телом отрезанные конечности. Лазерным лучом отрезанные. Во избежание потери крови.

Пулю вывернуло прямо на пол. А взорвавшаяся под грудой изуродованной плоти световая граната окончательно вывела из строя его и Кинга.

Два бойца ослепли надолго. Остальные… еще моргали судорожно, пытаясь прогнать пляшущие перед глазами яркие пятна, когда ласковый и властный голос приказал:

— Не двигаться, дети мои.

После этого Зверь аккуратно ударил Джокера чуть ниже уха, вышибая из пигмея остатки сознания.

«Это не гипноз, — вяло подумал Лонг, роняя винтовку, — врал Пижон. Гипноз таким не бывает».

А жизнь в открытых глазах сверкает,

И чуткие лапы тропу не теряют,

И каждый клык свое дело знает,

И верен шальной прыжок

И неутомимо мое дыханье,

Хоть это, может, и наказанье…

Перед тобою твое созданье.

Дороги ведут на Восток.

ЗА КАДРОМ

Понимание уже не нужно было ловить. Какие там ночные бдения, сон урывками, изучение неба? Понимание грохотало горным обвалом, накатывалось лавиной, погребало под собой — прятаться впору. Да некуда.

Зверь. Кретин. Несчастный, беспомощный дурак. Он делал не то. И не так. Он испортил все, что можно было испортить. И что нельзя — испортил тоже. Он жил неправильно. С самого начала неправильно. Он сам загнал себя в яму, в ловушку, из которой нет выхода. А ведь мог бы… как много он мог бы, не окажись таким болваном.

Люди! Вот где сила. Вот где власть.

Одного взгляда сверху на безграничную и покорную Москву оказалось для Николая Степановича достаточно, чтобы понять все. Взгляда на город, а потом трех месяцев уединения в белокаменном домике на дождливом морском берегу.

Там, в Москве, захватывающее осознание собственного могущества. Здесь — пустота одиночества. Небо. И… и все. Зверь мог бы царствовать, а вместо этого предпочел прятаться. Он не любил людей? Ну так и черт с ними. Для того чтобы пожирать кого-то, вовсе не обязательно питать к нему теплые чувства. Ведь именно люди делают мир. Тот огромный бесконечный мир, что дышит вокруг, — это в первую очередь человечество.

«Спасибо тебе, Зверь, — со снисходительным великодушием улыбался генерал Весин, — без тебя я бы мира не увидел. Зверь? Нет, уже нет. Зверушка. Звереныш. Зверек. Маленькая, жалкая тварь, испугавшаяся собственной силы». Один взгляд на Москву.

Зверь мог видеть ее каждый день. Огромный город. Древний город. Великий город. Неиссякаемый источник энергии — ведь страшно подумать, сколько боли, ненависти, злобы, сколько горечи пропитывает его. Зверь не пользовался этим. Не умел? Отнюдь. Не хотел. Брезговал. Как же! Он ведь гордый! Он не человек, и все человеческое чуждо ему. Магистр ошибался, когда говорил, что Зверь не способен любить. Способен. Еще как. Это его и погубило. С самого начала. Это и помешало ему обрести великое могущество, огромную силу, безграничную власть. Зверь умеет любить. Безмозглых животных. Бездушные машины. Дурацкие дома. Никчемное небо. Бессмысленные звезды. Целую Вселенную, мать его так! А Вселенная — это слишком много.

Сила в том, чтобы не любить все! Пользоваться всем. Не брезговать, не разделять, брать, брать и брать. Столько, сколько получится унести. И еще больше. Еще. Потому что чем больше берешь, тем сильнее становишься.

Змеи исчезли. Сами. Это хорошо, потому что они были уже поперек глотки. Однажды не получилось открыть колпак болида, а двери в дом Николай Степанович давным-давно не то что не запирал — он еще и деревянный башмак между косяком и порогом подкладывал. Чтоб не захлопнулся замок. А то ведь не попасть обратно.

В общем, делать здесь было уже нечего. Остается лишь вызвать по телефону такси и уехать в ближайший город, снять номер в гостинице. Номер, где все будет так, как нужно хозяину. Единственное, что не давало покоя, — раздражение. Очень неприятно знать, что можешь все, и не иметь возможности хоть что-нибудь сделать. Теории хватает, а вот реальной силы пока — шиш да маленько. Забирать чужие эмоции и то не особо получалось.

Кровь нужна была. Живая кровь. Зверь ведь тоже начинал с этого. Да, у него были задатки. В отличие от Николая Степановича, этот придурок с самого начала был одарен более чем щедро. И как он использовал свою силу? На что? На пробуждение неживого. На то, чтобы приваживать к себе всякого рода зверье. На рисование. Нет, правду говорят, что дуракам счастье. Но ведь не только им одним!

Такси генерал вызывал уже из мотеля. Он добрался туда пешком, потому что собственный телефон перестал вдруг работать. Взбунтовался, ублюдок пластмассовый. А сволочной болид, даже когда удалось сломать колпак, не проявил должного уважения. Не завелся.