Книга Дневник. 1873–1882. Том 1 - Дмитрий Милютин

Вчера возвратился из-под Плевны великий князь главнокомандующий. Он объяснил государю настоящее положение дел и свои предположения. Решено 1-ю и 3-ю гвардейские пехотные дивизии расположить на линии, занимаемой ныне 4-м корпусом, который должен перейти за реку Вид и вместе с кавалерией преграждать пути к Плевне неприятельским подкреплениям и транспортам. Таким образом, отказываясь от атаки на укрепленную позицию турок, мы вынуждены довольствоваться блокадой Осман-паши, пока он в состоянии держаться в своем укрепленном лагере.

С переходом 4-го корпуса за реку Вид вместо генерала Зотова решили назначить генерала Тотлебена ментором к князю Карлу, с титулом помощника его, а начальником штаба – генерал-майора князя Имеретинского. Перемену эту нельзя не одобрить; князь Карл не сходился с Зотовым, назначение которого с самого начала меня удивило, так как я знаю его с молодых лет, еще с Кавказа: при всех его достоинствах, он наименее пригоден для той щекотливой роли, которая была на него возложена. Тотлебен, хотя крайне тяжел и едва ли будет приятен для князя Карла, по крайней мере будет иметь авторитет как по своей боевой репутации, так и по опытности в том именно деле, к которому теперь призван. Молодой же князь Имеретинский, развитой и бойкий офицер с большим тактом, сумеет ладить и с румынским князем, и с Тотлебеном, и с окружающими их.

Что касается Рущукского отряда, то решено в отмену прежнего предположения, что наследник цесаревич останется еще некоторое время командующим этим отрядом, пока приехавший вчера князь Дондуков-Корсаков, по вступлении в должность командира 13-го корпуса (вместо генерала Гана), успеет осмотреться и освоиться с новым делом, от которого давно уже отстал, занимая около двадцати лет административные должности. Об этом просил сам князь Дондуков. К тому же признается не совсем благовидным для наследника цесаревича покинуть Рущукский отряд и принять начальство над двумя гвардейскими дивизиями именно в то время, когда, по всем признакам, турки готовятся к решительному бою на Ломе. Великому же князю Владимиру Александровичу предназначается принять начальство своей 1-й гвардейской пехотной дивизией и, временно, всем гвардейским корпусом.

Что выйдет изо всех этих перестановок? Произведет ли прибытие гвардии благоприятный перелом в ходе военных действий? Это вопросы будущего; а между тем осеннее время уже и теперь дает себя чувствовать. Войска не падают духом; однако же слышится отовсюду ропот против начальства. В России этот ропот принимает характер общего неудовольствия; громко порицают и начальство армии, и самого государя. Не скрывают негодования тем, что должности в армии розданы великим князьям и принцам, как будто вся кампания ведется для того только, чтобы доставить случай членам царского дома украситься георгиевскими крестами. Этот боевой почетный знак, так высоко ценившийся в общественном мнении, раздается теперь с такой щедростью, достается так легко, что начинает терять прежнее высокое значение. Злые языки даже в свите государя громко говорят, что война ведется по образцу красносельских маневров. Ходят слухи, будто в России, в самом Петербурге, намереваются подать государю адрес для убеждения его возвратиться в свою столицу.

Князь Дондуков-Корсаков уехал сегодня в Рущукский отряд вместе с моим сыном, приезжавшим сюда на два дня с казачьих аванпостов, выставленных вдоль Черного Лома.

27 сентября. Вторник. Продолжается сквернейшая погода; по ночам термометр спускается чуть не до нуля; сильный ветер с дождем, страшная грязь. А войска всё еще не получают теплой одежды, не исключая и отряда на Шипке, который бедствует в лохмотьях, без крова и даже без огня на позиции. Гвардейские дивизии с трудом дотащились до Порадима, откуда предполагается направить их уже не на плевненскую позицию, для замещения 4-го корпуса, а прямо за реку Вид. Оказывается, войска 4-го корпуса чуть не босые. Перевозка по железным дорогам и передвижение по грязным румынским и болгарским дорогам сопряжены с крайними затруднениями.

В газетах пишут, что Мехмет-Али-паша сменен, на место его назначен Сулейман-паша – как человек известный своей энергией и решительностью. Отсюда выводят предположение, что в скором времени турки начнут решительную атаку со стороны Черного Лома на войска наследника цесаревича. Главные силы их стянулись ближе к Рущуку и, стало быть, намерены перейти Лом в низовьях его. Наследник также стянул свои силы ближе к Дунаю.

Вчера приехал сюда молодой баварский принц Арнульф, племянник короля. Удачно выбрал время! Вместе с ним приехал и адъютант мой Арапов, на смену уехавшего из армии Лярского.

Сделано распоряжение об осмотре и приготовлении квартир в Систове для размещения обеих главных квартир.

30 сентября. Пятница. По-прежнему отвратительная погода; в моей сквозной комнате не только холодно, но протекает потолок, так что среди комнаты поставлены лохани. Гвардейские дивизии с трудом двигаются через Ласкар к реке Вид.

Получены по телеграфу два известия: одно о смелом наступлении нашей речной флотилии совместно с сухопутными войсками по Сулинскому рукаву Дуная к самому Сулину, причем один большой турецкий военный пароход потоплен минами, а у броненосца взорван паровой котел; другая телеграмма извещает о проходе через австрийскую границу в Малую Валахию шайки в 1500 вооруженных людей. Несколько дней тому назад австрийской полиции удалось расстроить подобное же покушение в другом пункте границы – около Кронштадта; на сей раз, видно, полиция австрийская прозевала. Трудно, однако же, предположить, чтобы подобная шайка могла предпринять что-нибудь значительное.

Нелидов представил государю записку, в которой излагает свой взгляд на положение дел в настоящий момент и ведет к тому, что нам следовало бы, в случае предложения посредничества со стороны других держав, согласиться на мир, хотя бы на самых скромных условиях. Прочитав эту записку, я высказал государю свое мнение, а именно: прежде всего было бы необходимо нам самим точнее формулировать, в чем состоит тот minimum уступок со стороны Турции, при котором для нас возможен мир; только после того можно судить о том, есть ли вероятие, что Турция, которая еще до начала войны отвергла с такой самонадеянностью предложенные ей от имени всех шести держав крайне умеренные условия, согласится теперь на какие-либо уступки, при настоящем положении дел на театре войны.

Государь вполне согласился с этим мнением и сказал, что по переезде в Систово можно будет пригласить туда канцлера для совещания с ним. На это я позволил себе заметить, что было бы желательно, чтобы инициатива этих совещаний шла не от главнокомандующего (при котором Нелидов занимает пост начальника дипломатической канцелярии), дабы не подать повода к новым толкам о нашем военном бессилии, будто бы вынуждающем призвать на выручку дипломатию. Странным покажется такое соображение: как будто военная сила стоит в антагонизме с дипломатией, вместо того чтобы служить ей орудием. Но, к сожалению, таков взгляд нашего канцлера, у которого всегда на первом плане его собственное «я». Тщеславие его заслоняет даже государственные интересы. Во всяком случае, едва ли можно ожидать какой-либо пользы от приезда канцлера в Систово. Не придется ли опять вызвать сюда Игнатьева, который еще из Белы, где он схватил сильную лихорадку, уехал в свое киевское имение?