Книга Шторм времени - Гордон Диксон

Воды было слишком много. Омаха никак не могла существовать где-то за краем этой водной глади. Я все это время заблуждался. Я обманывал себя, питая душу неосуществимой надеждой, считая, что место, куда я пытался добраться, есть не что иное, как Центр Мирозданья.

Омаха исчезла. Исчезла совсем и Свонни. И многое другое исчезло навсегда. Я навсегда потерял Свонни, как некогда потерял мать...

Солнце, стоявшее высоко над головой, успело за это время преодолеть половину небосклона и окрасилось в кроваво-красные тона. Вода стала темной как чернила и подступила ко мне и глазеющим на меня ящероподобным созданиям. Возникло ощущение, что мозг раскалывается, все внутри меня закрутилось, как вода, стекающая в сток раковины, который засасывал и озеро, и пляж, и все остальное, включая мою сущность, в отвратительную и устрашающую бездну.

Это был конец света. Ради Свонни я был готов пережить что угодно, но все это время ее уже не было. Возможно, что и она, и Омаха исчезли в первый же момент разразившегося шторма времени. После чего в моем больном сознании оставался только ее образ. Выходит, я столь же безумен, как и Сэмуэлсон. Сбрендившая кошка, идиотка-девица и я – мы не более чем троица шизиков. От дальнейшего у меня осталось смутное и далекое впечатление, будто я вою, как сидящий на цепи пес, и еще.., ощущение удерживающих меня сильных рук. Но и это быстро растворилось в полном и абсолютном ничто...

Глава 7

Мир подо мной мягко раскачивался. Нет.., это был не мир, это мягко покачивался на волнах плот.

Придя в себя, я начал припоминать, что и до этого несколько раз приходил в себя. Но происходило это довольно редко. Большую часть времени я пребывал в мире, где мне в конце концов удалось найти Свонни – но Свонни изменившуюся, – и мы с ней осели в совершенно не затронутой штормом времени Омахе. Медленно, мало-помалу тот мир начал истончаться, и все чаще и чаще наступали моменты, когда я оказывался не в Омахе, а здесь, на плоту, видел и его и все остальное вокруг меня. Теперь уже не оставалось сомнений, в каком мире я нахожусь на самом деле.

Итак, на сей раз я вернулся окончательно. Я чувствовал это, как и зверский, до болезненности, яростно терзающий мои внутренности голод. И тогда я впервые задумался, а куда направляется плот, начал беспокоиться о Санди и девчонке.

Я огляделся, узнавая то, что видел в предыдущие периоды возвращения сознания. Над морем или чем там оно ни было, по которому мы плыли, стоял чудесный ясный день. В нескольких дюймах от моего носа торчали какие-то прутья или ветки, из которых было сплетено некое подобие окружающей меня клетки. За стенами клетки было небольшое, футов десять, пустое пространство – бревенчатая поверхность, тянущаяся до края плота, утыканная вездесущими побегами, растущими из бревен, составляющих плот, хотя, впрочем, сегодня они все были аккуратно и, по-видимому, совсем недавно обгрызены. Там, где заканчивались бревна, начиналась неустанно колышащаяся поверхность серовато-голубой воды, уходящая за горизонт.

Я перевернулся на другой бок. Длиной плот был в сотню или около того футов. На одном краю торчало несколько деревьев, – я назвал их «деревьями» только потому, что больше ничего не приходило в голову, – которые своими утыканными толстыми листьями с довольно пышными кронами, как парусами, ловили малейший ветерок, толкая тем самым плот. Вокруг них росли аккуратно ухоженные кусты, из веток которых были сооружены и моя клетка, и почти все остальное, что люди-ящерицы делали своими руками.

За деревьями и кустами были сплетены еще две клетки, в которых содержались девочка и Санди; чуть дальше высилась горка из раковин и камней, очевидно, представляющих для ящериц какую-то ценность. Выглядели оба моих подопечных вполне прилично. Ну разве что немного похудели, хотя на первый взгляд казались достаточно бодрыми. Кроме того, девочка производила куда более разумное впечатление, чем раньше, и, похоже, куда лучше, чем раньше, держала себя в руках. А еще дальше за ее клеткой, помимо нескольких куч разной дребедени и мусора – от песка до чего-то очень похожего на шкуры, – расположились члены команды. Я поймал себя на том, что называю их командой за неимением лучшего термина, хотя большинство из них вполне могло оказаться и пассажирами. Или, возможно, все они были членами одной семьи – я просто не знал, как именно обстоит дело.

Но как бы то ни было, на плоту их было тридцать или сорок. Большинство просто лежало совершенно неподвижно на животе или на боку, подставляя тело палящим солнечным лучам, но при этом их темные глаза были открыты, а головы приподняты, так что на спящих они не были похожи. Те же немногие, кто оставался на ногах, бесцельно бродили по плоту. И только у четверти существ вроде бы было какое-то занятие. Один из них ползал на карачках вдоль бревен, по дороге аккуратно обгрызая свежеотросшие побеги, а другие трое торчали на заднем краю плота. Они держали длинное древко огромного рулевого весла, которое, очевидно, и задавало плывущему по ветру плоту какое-то направление.

В самом центре плота футах в двадцати от моей клетки в бревнах зияло четырехугольное отверстие, в котором, как в небольшом искусственном пруду, плескалась та же вода, что окружала нас со всех сторон. Несколько минут я озадаченно разглядывал бассейн. Его вид вызывал у меня какие-то смутные воспоминания, как что-то, о чем следует помнить, но что к вящему моему огорчению никак не желало всплывать из подсознания. Нечто, относящееся к одному или нескольким моментам моих прежних возвратов к реальности. Пока я разглядывал бассейн, один из валяющихся на бревнах людей-ящериц встал, подошел к пруду и шагнул прямо в воду. Он тут же скрылся под водой и оставался там не меньше четырех или пяти минут. Потом его голова на мгновение показалась над поверхностью, но тут же исчезла вновь.

Послышалось еще несколько всплесков. К своему товарищу присоединились другие человекоящерицы. Я еще некоторое время наблюдал за бассейном, но люди-ящерицы оставались под водой. Минут через пятнадцать один из них выбрался на плот и разлегся на бревнах, посверкивая на солнце влажными чешуйками.

Из прежних периодов просветления я припоминал, что не раз был свидетелем подобных купаний, но ни разу не задумывался над их смыслом. Теперь же, когда разум окончательно вернулся ко мне, сработал извечный рефлекс, заставляющий меня искать ответы на неразрешимые вопросы. Наиболее очевидной причиной их продолжительных купаний могла быть потребность в постоянном поддержании определенного уровня влажности наружных кожных покровов. Они производили впечатление существ, постоянно живущих в воде: либо их раса развивалась в глубинах моря, – или как иначе называлось то, по чему мы там сейчас плыли, – либо они были людьми, вернувшимися к жизни в морских глубинах. Если верно последнее предположение, то получалось, что эта часть мира и в самом деле оказалась заброшенной либо в очень далекое будущее, либо в глубокое прошлое; настолько глубокое, что на этом месте оказалось обширное древнее море Небраска – мелководный океан, занимавший почти все внутреннее пространство североамериканского континента в пермский период. Если в будущее, то со временем геологические процессы привели к возрождению моря.