Книга Буковски. Меньше, чем ничто - Дмитрий Хаустов

Об этом он тоже писал. Он вообще писал много и регулярно, в то время – даже когда ему приходилось переезжать с места на место, искать работу, да еще и находить время на обязательные пьянки – ему удавалось писать по три-четыре рассказа в неделю. По-прежнему он отсылал рассказы по журналам, аккуратно прикладывая к посылкам конверт с марками для ответа. Чисто немецкая щепетильность (такая же, как у Миллера). До поры до времени если ответы и приходили, то только отрицательные. Но однажды журнал Story ответил письмом, где говорилось, что его рассказ принят к публикации. В тот момент Буковски работал в Сент-Луисе. Он был удивлен и очень обрадован. Его рассказ Aftermath of a Rejection Slip опубликовали в номере за март – апрель 1944 года. Особенно Буковски льстило, что тот же журнал публиковал Уильяма Сарояна, которого он в то время очень высоко ценил.

Итак, в 24 года нашего автора впервые опубликовал литературный журнал. Но говорить о том, что так началась его литературная карьера, совсем не приходится. До какого-то подобия карьеры было еще очень далеко. А пока что он продолжал скитаться, работать то тут, то там и что-то писать по мотивам своих приключений. Возможно, так ему было привычнее, возможно, он просто считал, что еще не готов к профессиональной писательской деятельности. Во всяком случае, он сознательно не стал хвататься за шанс сделать еще один карьерный шаг вперед, когда ему предложил сотрудничество хороший литературный агент. Буковски сказал: «Я опубликовал всего один рассказ, и это был хреновый рассказ. Пожалуй, я пока еще не созрел». Это было в Нью-Йорке, который Буковски от всей души ненавидел. Может быть, в этом и было всё дело: он не хотел развиваться в подобной обстановке среди подобных людей, с которыми у него не было ничего общего. После случая с литературным агентом Буковски поспешил покинуть Нью-Йорк и отправился дальше по своему бесцельному пути.

Спустя какое-то время на его рассказы откликнулись супруги Кэрисс и Гарри Кросби, владельцы издательства Black Sun Press. Их так впечатлил этот молодой автор, что они написали ему письмо со словами: «Ваш рассказ необычен, чудесен. Кто вы такой?» Буковски на это ответил в своей привычной манере: «Я не знаю, кто я такой. Искренне ваш, Чарльз Буковски». Печатался он и в других местах, к примеру, в филадельфийском журнале Matrix. Позже Буковски любил рассказывать, что после первой публикации он надолго отошел от литературы. На самом деле это не так: в последующие за 1944-м годы он продолжал рассылать свои тексты по разным местам, и время от времени некоторые издания его не без удовольствия печатали. История о долгом литературном молчании – это очередной миф, которым Буковски подчеркивал свою литературную маргинальность.

Денег публикации не приносили, и жил он очень бедно… не говоря уж о том, что нужно было регулярно находить деньги на конверты и марки. Его путешествия по стране так ни к чему и не привели – впрочем, особенной цели у него и не было. Он взрослел в соответствии с тем отрицательным планом, который он выработал в ответ на идиотский «семейный» план своего отца: быть никем и ни с чем надолго не связываться. Впрочем, порой он жалел о подобной решительности. Часто он оказывался на грани – без денег, еды и какого-то теплого угла.

Как-то раз Генри Миллер сказал, что судьба его берегла – столько раз он оказывался в критической ситуации, но в последний момент всякий раз что-то происходило, и мир приходил ему на помощь. Будет справедливо распространить это и на Буковски. К примеру, в один из таких критических моментов своей биографии он оказался в баре, который ему понравился – и которому, странное дело, в ответ понравился он сам. Там всё было и в самом деле à la Буковски: куча народу, шумно, вонюче, двое парней у стойки внезапно начинают бить друг другу морды – жизнь, динамика и духовность! Глядя на это, Буковски подумал: «Вот место, где мне хорошо».

И случилось так, что ему позволили как-то пристроиться к этому бару, сидеть там подолгу и пить, периодически выполняя какую-то работенку. Буковски сдружился с барменом Джимом (он есть в фильме «Пьянь»), который открывал бар достаточно рано и, видимо, скучал. Он пускал нового друга и подолгу с ним разговаривал, периодически опрокидывая по очередной стопке.

Буковски неплохо устроился. Время от времени его посылали за чем-нибудь, скажем, за едой, он приносил заказ и получал свои чаевые. В баре к тому же можно было подраться – Буковски по молодости очень любил это дело (наверное, представлял на месте обидчика своего папашу). Иногда он специально нарывался на драку, у него даже был главный враг – ночной бармен по имени Томми Макгиллан. Как правило, этот ирландец отделывал Буковски до потери сознания. С подобной сцены и начинается фильм «Пьянь», поставленный по собственному сценарию Буковски. Там бармена Макгиллана играл родной брат Сильвестра Сталлоне – Фрэнк. Играл убедительно, хоть на ирландца и не походил.

Однажды в баре Буковски похвалился, что его писанину публикуют в журналах. Ему, конечно, никто не поверил. Тогда Буковски поспорил с кем-то на деньги и вытащил откопированные страницы журнала со своей публикацией. Все были в восторге. Действие перенеслось на улицу, поднялся сильный ветер и подхватил страницы, раскидывая их во все стороны. Завсегдатаи бросились догонять драгоценную публикацию, и только один Буковски, пьяный и радостный, не тронулся с места, приговаривая: «Да похую, пусть летят! Пусть страницы летят!»

От регулярных драк и еще более регулярного пьянства лицо Буковски напоминало мясной фарш. Несколько позже один интервьюер будет описывать внешность писателя следующим образом (предположим, что за этот временной промежуток она, эта внешность, не слишком-то изменилась, – разве что с возрастом Хэнк растолстел): «Он оказался не так высок, как я себе представлял: где-то моего роста, шесть футов максимум, однако сложен был как товарный вагон – этакий плотный кус мяса. Правильные, довольно приятные черты лица погребены под огромным, мясистым, изрытым вместилищем дурной кармы, жалости к себе и мстительности, которое увенчивал наипивнейший, наилуковичнейший нос из всех, что когда-либо направляли во тьме шаткие шаги. Голова висела меж плеч, и от этого Буковски выглядел массивным троглодитом»[33].

В общем, даже такому нешуточно крепкому человеку, как наш герой, было нелегко выносить подобный образ жизни. История с баром не могла продолжаться вечно. В какой-то момент Буковски решил больше туда не ходить. Скорее всего, его тело отказывалось функционировать. Сам он, впрочем, позже предложил другую версию этого внезапного отказа – вполне в своем стиле: в баре-де установили телевизор, а такого издевательства Буковски выдержать уже не смог.

Возобновились скитания. В Атланте он некоторое время работал на фабрике кока-колы. Платили какие-то американские копейки, и выжить становилось всё труднее и труднее.

Он нашел комнату, в которой ничего не было, – чтобы спать, он расстилал газеты на голом полу. Там не было электричества, только керосиновая лампа, да и та почти без керосина. Туалет располагался снаружи, и путь до него оборачивался отдельным авантюрным романом. На еду хватало с трудом. В то время Буковски весил всего 133 фунта, это примерно 65 килограммов. Можно представить себе такого бойца…